Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

— Вы, случайно, не Басамент?

— Увы, я не он, — отвечал незнакомец. — Моя фамилия Абадонин.

— Тогда извините, — сказал Заплетин.

— Да нет, это вы меня извините. За то, что я не ваш Басамент.

Ответив на шутку коротким смешком, Заплетин вернулся в объятия кресла.

По пути к девушке за конторкой, глазами скользя по сказкам на стенах, Абадонин замер перед картиной, на которой из моря взвившийся змей нависал над маленьким поселением, разбросанным по скалам островка.

— Неплохо, неплохо, — сказал Абадонин. — А вы как считаете, Заплетин?

«Откуда он знает моё имя?» — подумал Заплетин, и отвечал:

— Я тоже думаю, что недурно. Только не ведаю, что за сказка.

— Да всё та же, — сказал Абадонин, отодвигаясь от картины.

— Как поживает наша Риммочка? — спросил он, перед девушкой останавливаясь. — Простите, что дверь ваша так грохнула. Вам надо бы там вместо пружины поставить пневматический механизм. Чтоб, знаете, пла-а-а-вно так закрывалась, — и он эту плавность иллюстрировал замедленным движением руки, руки мускулистой, загорелой, в густой тёмной поросли волосков, с золотисто сверкнувшим в них «Ролексом».

«Кто он такой? — подумала девушка. — А он симпатичный, похож на актёра, и одет в дорогой костюм…»

— Да всё хорошо, — она отвечала, улыбаясь со всей возможной приветливостью и даже краснея от усилия как можно больше ему понравиться. — А о двери не беспокойтесь. Она у нас какая-то своевольная. То грохнет, как гром, то пискнет, как мышка.

— Ну, у вас загадочная дверь. Чувствует каждого человека, на каждого по-разному отзывается. Во мне, значит, гром какой-то присутствует?

Абадонин и Римма посмеялись, как люди, подмечающие юмор во всех его лучших проявлениях. Абадонин нежно погладил глазами молочно-белую грудь девушки.

— Да, так что у вас там со столиками?

Римма нарушила инструкцию, то есть не стала мужчину спрашивать, есть ли у того броня на столик, а проявила самовольство.

— Вам нужно на сколько человек?

— Да как обычно. На одного.

— Пожалуйста, — Римма вскочила со стула, на ходу подхватывая меню, и повела незнакомца к столику, к лучшему столику в ресторане, который ни при каких обстоятельствах не отдавался простым посетителям, и за который лишь сам Амерян отводил важных гостей. «Что же я делаю, дура такая?» — ужасалась она мысленно, пока усаживала незнакомца.

— Весьма благодарен, — сказал Абадонин, легонько погладив её руку, а когда его пальцы отстранились, она ощутила в ладони бумажки, которые даже просто на ощупь заключали в себе немалую ценность.

И — да, ощущение не обмануло: вернувшись к конторке и косо взглянув на бородатого типа в кресле, она разжала ладонь и взглянула — там были три стодолларовые купюры. «Не зря всё, не зря», — утешилась Римма, утешилась, правда, лишь в денежном смысле, а в другом, более срочном смысле, который грозил потерей работы, низко наклонилась над журналом, но не читать, а напрячь мозги: что бы такого наврать Амеряну про этого щедрого незнакомца?

— Риммочка, а вы не беспокойтесь, — услышала голос Абадонина, который стоял всего в двух шагах. — Скажите Гарику: я его друг. Ещё со школы. И всё уладится.

Римма вздохнула с облегчением, махнула ручкой вслед Абадонину, а Заплетин со скуки снова поплыл по картинам со сказочными сюжетами. Снова наткнулся на картину со змеем, нависшим над островом… «Змей над островом — образ дьявола, всечасно опекающего людей?».

Не так, однако, змея воспринимал хозяин ресторана Амерян. Он наткнулся на эту картину на выставке местного художника, и это случилось как раз в тот момент, когда он вынашивал идею о создании русского ресторана на популярном бульваре «Сансет». В змее, нависшем над островком, Амерян узрел символ алкоголя; а если попытаться определить, в чём заключается душа типичного русского ресторана, то непременно придёшь к заключению, что эта душа — как раз в алкоголе.

Ещё раз вернувшись к груди Риммы, взгляд Заплетина вызвал из прошлого сорокаградусный мороз, плохо нагретую квартиру где-то на окраине Москвы, сырую курицу на полу в розовой лужице крови, ранее поссорившихся хозяев, не успевших эту курицу приготовить, компанию, собравшуюся встретить новый год, которой ни водка, ни анекдоты не помогали повеселеть.

— Лес родился ёлка, зелёный он была, — пытался взбодрить себя и компанию гость средневосточного происхождения, но только усиливал уныние своими исковерканными куплетами.

Один из гостей предложил игру, которая сначала показалась странной, но постепенно всех вдохновила. По жребию все разбились на пары, и чтоб непременно мужчина и женщина. Пара, чья очередь приходила, удалялась в пустую комнату, придумывала сцену из какой-нибудь картины (так получилось, что в тот вечер чаще использовались картины на сюжеты из русских сказок), репетировала эту сцену, возвращалась в новогоднюю компанию и позами и выражениями на лицах иллюстрировала сцену из картины, а другие должны были угадать, что за картина и кто художник.