Сергей Бакатов - Поговори со мной… [Записки ветеринара] [litres]

Когда на дне осталось совсем небольшое количество жидкости, Кеша начал проявлять недовольство и замолотил хвостом.

Прятаться от таких неприятностей – не в наших правилах. Мы со швабрами наперевес идем в наступление. Подхватив Кешу своим оружием с двух сторон под мышки – нежно, чтоб его излишне не сердить, предлагаем ему следовать в ящик, в надежде, что он сообразит, что от него требуется, и сам полезет в переноску.

Тому, кто собирается ловить крокодилов, даю совет: даже не надейтесь, что крокодил когда-нибудь (ну скажем, в ближайшие десять тысяч лет) начнет соображать. Напротив! Соображать должен тот, кто его ловит. И очень быстро, памятуя о том, что у этой рептилии весь «ум» в рефлексах. Крокодилу соображать просто нечем. Его умственные способности начинаются в спинном и заканчиваются в продолговатом мозге.

Все дальнейшие события содержатся в моей памяти в режиме стоп-кадр.

Кеша, обдав Саню с ног до головы мутной жижей, внезапно выбивает хвостом из его рук швабру, а Саня в это время уже как бы висит в воздухе. Моя швабра в следующем кадре превращается в две бесполезные деревяшки, а сам я на какое-то мгновение прилипаю к сетке, притом не боковой, а потолочной. На третьем стоп-кадре мы оба плюхаемся в жижу! А Кеша, обнаружив двух незнакомых чудовищ на дне своего бассейна, под гомерический хохот посетителей, к моему великому облегчению, пулей влетает в транспортную клетку!

Но так как обе задвижки в клетке открыты нараспашку, Кеша с такой же скоростью из нее и вылетает с другой стороны и, развернувшись, прыгает обратно к нам в жижу. Но вот тут-то Саня его и накрывает сетью!

Не договариваясь, мы хватаем сеть с двух сторон и начинаем ее раскручивать, как скакалку, под пущий хохот посетителей. Упакованный таким образом, Кеша сразу становится тихим и смирным. А у меня в ушах продолжают звучать два хлопка Кешиной челюсти, после которых мы с Саней остались безоружными. И если бы не сеть, которую Саня успел на него набросить, неизвестно, чем бы закончилась эта баталия.

Уже потом, когда мы, облепленные с ног до головы жижей, отправились стираться и отмываться на речку (на азиатском солнце все сохнет в считанные минуты), я сказал Сане:

– Что ж ты, зараза, сразу-то на него сетку не набросил?

– Не хотел ее пачкать!

Но то было летом. А теперь зима!

На этот раз никакой дополнительный инструмент не понадобился. Кеша из-за переохлаждения пребывал в полном анабиозе и совершенно не проявлял никаких эмоций, хотя что-то в его пойкилотермном существе еще шевелилось. И даже когда он, наконец, оказался в корыте с теплой водой, жизни в нем заметно не прибавилось. Немного повисев на поверхности, он спустил воздух, пошел на дно корыта и продолжал недвижимо лежать, как затонувшая подводная лодка, и вовсе не собирался наверх – за воздухом. Пришлось вытащить его из корыта и положить недалеко от обогревающей лампы.

Оставив Кешу отогреваться, я вернулся к Саймиру.

В бегемотнике уже довольно тепло, но хозяин, заваленный охапками сена, по-прежнему лежал на том же месте, не проявляя никакого интереса к окружающему. Я отодвинул шибер и, подойдя к бегемоту, устроился рядом с ним на куче ароматного сена. Саймир сначала помахал ушком, а потом показал глазом, что меня видит, но играть сегодня не будем.

С Саймиром я близко познакомился еще в первое лето моей работы в зоопарке. Произошло это так.

Однажды утром в лечебницу вошел Амин, служащий по уходу за нашими великанами – бегемотом и слонами. Я уже не раз с ним встречался, но до общения пока не доходило. Это был высокий и весьма крепкий мужчина лет сорока. Неразговорчивый и, как мне казалось, всегда немного сердитый. Такой тип внешности, как у него, запоминается раз и навсегда. Длинные, загнутые вниз усы, красивый, несколько хищный нос и колючий, пронзительный взгляд, которым он выстреливал из-под густых черных бровей. Когда я его видел, почему-то всегда вспоминал Абдуллу из «Белого солнца пустыни». Я никогда не видел настоящих басмачей, но представлял себе их именно такими.

– Дохту-ур? – растягивая второй слог, требовательным голосом еще с порога позвал он и, увидев меня, сразу добавил: – Салом-алейкум. Э, дохтур, инджабе. Хозир рафтем! Саймир касал! (Здравствуйте, доктор. Идемте. Быстрее. Саймир заболел.)

Из всего сказанного ясно, что с бегемотом что-то не в порядке. Амин совсем не тот человек, который будет беспокоить по пустякам. Большинство таджиков в зоопарке по-русски хоть и не очень здорово, но объяснялись. Но предпочитали общаться на родном языке. Пожалуй, единственное, о чем до сих пор жалею, что за время жизни в Таджикистане так и не выучил этот замечательный язык.