Лана Барсукова - Любовь и выборы

– Дим, ты математик, и этим все сказано. Ты не чувствуешь дыхания современности. Только не обижайся, но ты наивен, как ребенок, в понимании общественных процессов, – мягко, но весомо клеймил его Петр.

– Сдаюсь, – шутливо заканчивал поединок Дима.

Однако Маша заметила, что Дима каждый раз оставался при своем мнении. Он выходил из спора не потому, что чувствовал себя побежденным, а просто ему становилось скучно. Он знал наперед все, что скажет Петр, и, похоже, не очень серьезно воспринимал его доводы.

И еще Маша видела, что это «сдаюсь» раздражало Петра, потому что означало не желаемое «сдаюсь, ты победил», а весьма прозрачно намекало на бесполезность спора, где каждый оставался при своем. Это было «сдаюсь, потому что ты уже утомил меня прогрессивными речами».

Маша не видела Диму с того дня, как их компания рассталась в аэропорту. Каждый поехал к себе домой, и только Лера поехала к Сашке.

Встретив Диму в штабе, Маша искренне обрадовалась. В Брюсселе каким-то неведомым чувством она уловила, точнее, ей показалось, что Дима неравнодушен к ней. Но, во-первых, может, просто показалось. Привиделось, с кем не бывает. Во-вторых, это было в Бельгии, а сейчас они в Зауралье, здесь все по-другому. Тут даже велосипедных дорожек нет. В-третьих, и это самое главное, рядом был Петр, что снимало все вопросы. И, потянувшись к чайнику, можно нечаянно коснуться рукой Петра, ведь комнатка, гордо именуемая штабом, имела весьма скромные размеры. Правда, Петр часто стоял к ней спиной. И что? У него много дел, он в депутаты собрался. Маша же не Курская аномалия, чтобы притягивать стрелки компаса.

Маша еще никогда не проводила рядом с Петром столько времени, и у нее никогда прежде не было столько возможностей быть ему полезной. Заварить чай, распечатать текст, найти информацию в Интернете. И это только начало. Скоро начнется избирательная кампания, и Маша сделает все, чтобы оправдать сказанное ей в Брюсселе: «Я на тебя рассчитываю». Это делало ее счастливой и обещало превратить предстоящее лето в самое яркое и насыщенное впечатлениями. Положительными, разумеется.

Библейскую заповедь «Не сотвори себе кумира» Маша не знала, не на тех книжках выросла. Но если бы ей кто сказал об этом, она бы не поняла. При чем здесь кумир? Просто самый умный, лучший, смелый человек. В ее воображении Петр походил на горьковского Данко, вырвавшего свое сердце ради спасения людей. Правда, Петр пока ничего геройского не совершил. Но ведь намеревался.

Ну а то, что Петр редко смотрел на Машу, так что с того? Люди, которые шли за Данко, освещающим путь собственным сердцем, тоже видели его спину.

Иногда Маша перехватывала направленный на нее внимательный взгляд Димы. Но он вообще всегда и на всех смотрел внимательно, так что это не в счет. Ну или почти не в счет. Все-таки приятно, когда на тебя иногда смотрят. Чтобы порадовать себя, Маша изредка вскидывала взгляд на Диму, и тогда он смущенно опускал глаза. Но вот Маша отворачивалась и не могла видеть, как Дима спокойно возвращался к созерцанию ее профиля и даже затылка.

Эта сосредоточенность на Маше не укрылась от наблюдательной Леры. Лера принадлежала к числу женщин, которые испытывают эмоциональный дискомфорт, если не все внимание достается им. Ей, конечно, Дима не нужен, Сашки за глаза хватает, но есть в этом что-то бестактное – смотреть неотрывно на другую девушку. Чтобы вернуть себе душевное равновесие, Лера объяснила себе, что Диме просто нечего делать, от скуки пялится. И это была правда. Избирательная гонка еще не началась, работы не было, а болтать и фантазировать Дима не любил, а может, просто не умел.

Откуда Лере было знать, что Дима пришел в штаб не ради Петра. И даже не ради победы демократии во всем мире. Он пришел ради Маши. Она притягивала его больше, чем политика. Что-то дернулось в его душе в тот момент, когда эта трогательная девушка наивно пыталась скрыть слезы, завязывая шнурки. Хотелось защитить и помочь, загородить от любопытных глаз. По неопытности он еще не знал, что любовь часто приходит под этими покровами.

Дима ходил в штаб как на работу. Тихо сидел, молча писал, систематизировал идеи, которыми фонтанировали ребята. Он не умел искрометно шутить, быть центром внимания, поэтому чаще видел Машу, повернутую к нему спиной. Изо дня в день он обреченно любовался ее торчащими лопатками и выступающим позвонком под забранными вверх волосами.

Так они и стояли, уткнувшись в спины друг друга: Дима неотрывно следил за Машей, Маша не спускала восторженного взгляда с Петра, а тот видел перед собой только одну даму— капризную, коварную, но такую обольстительную российскую политику.