Дмитрий Ахметшин - Пропавшие люди

— На что? — опешила Сандра.

— На их выступление.

Он исчезает за дверью. Повисло растерянное молчание, сдобренное только неожиданным храпом Сургуча. Сандра хлопает глазами. Лиходеев ухмыляется. Блондинчик разводит руками:

— В этом весь наш Арс.

Арс обошёл зрительный зал по служебному коридору, перешагивая через вездесущих бабок со швабрами, и поднялся на балкон, откуда в сцену целила батарея прожекторов. Публика ещё некоторое время недовольно ворчала после преждевременного ухода «Снов», но вышедшие на сцену «Драм-машины» сорвали свою долю оваций. Причём немаленькую долю.

Арс закурил. Подошёл светотехник, тоже мусоля сигарету. Уважительно кивнул на музыкантов.

— Шпарят ребята.

Техник классический, с запущенными волосами и щетиной, низко надвинутой на глаза клетчатой кепкой. Такой есть в каждом полуразвалившемся доме культуры, где не чураются денег за рёв металла или болезненные завывания альтернативы. Может быть, он же есть и в тех, что чураются, но Арс этого наверняка не знал.

— Вся эта новомодная альтернатива не для меня. Но вот эти ничего. Знают своё дело. И мелкоте нравятся.

— Да, — соглашается Арс, не зная наверняка, услышит ли его техник сквозь гул аппаратуры. — Неплохи.

Гитарист, которому он зарядил в челюсть, на сцене с остальными тремя музыкантами. Играет очень неплохо. Правда, на взгляд Арса, перебарщивает с эффектами.

Пространство пульсирует, словно комок раковых клеток, окрашивается в воспалённом сознании Арса красным и коричневым. Болезненная цветомузыка для мозга, облепленного кокаиновыми бляшками. Танцевальный рок-н-ролл льётся со сцены, и толпа внизу танцует и подпевает вразнобой, едва не заглушая вокалиста. Лучи прожекторов такие плотные, что в них можно согреть руки.

— Пойду, — говорит Арс технику. — Хочу взять кое у кого автограф.

Кирилл вваливается за сцену, едва не запутавшись в драпировках, с облегчением всучивает кому-то из техников гитару. Следом, галдя и улыбаясь, тянутся остальные музыканты.

Отыграли. Хорош. Кто кого разогревает здесь непонятно, но толпа горячая, мягкая, податливая к любому движению, как разогретая лазанья, и вкусная. Можно ложкой есть. Выступали последними, поэтому достались только положительные эмоции.

— Эй. Кис-кис.

Кирилл оглядывается и… встречается взглядом с холодными голубыми глазами.

— Пошли.

Кирил вздрагивает.

— Куда — пошли?

— Прогуляемся.

Арс прячет глаза за тёмными очками. Поворачивается и уходит в темноту.

— Кирилл? — окликает басист.

Ястребинин машет рукой.

— Лёха, я к вам попозже… мне надо…

Кирилл пожимает плечами и двигается следом за Арсом, водя руками по темноте, шаркая и задевая предметы. В молчании они проходят плохо освещёнными коридорами, спускаются по лестнице и выходят на улицу. Впереди, засунув руки глубоко в карманы, Арс, и за ним, стараясь наступать след в след, Кирилл.

Москва шумит дождём, блестит хромом и краской на крыльях автомобилей. В ветре, что волочит по улице газеты и неоновые капли реклам, совершенно не чувствуется лето.

Арс идёт по краешку проспекта, равнодушно ступая в лужи, не оборачиваясь, сворачивает на какую-то улочку. Кирилл за ним. Кафе в мокром нутре, как осколок зеркала среди щебня, название скользит по краешку сознания Ястребинина и растворяется в смазливых ритмах танцевальной мелодии.

Они располагаются за столом, подходит официант.

— Водки. Хорошей. Что пьёшь?

— Ничего, — сглотнул Кирилл. — Пива.

— Ему тоже водку, — решает Арс. — Принесите нам графин.

Они сидят на втором этаже безымянного кафе. Музыка здесь почти не слышна, да и народу мало. У окна курит сигару какой-то хлыщ в пиджаке, в углу за лестницей шепчется парочка. В столовых приборах и глянцевых поверхностях отражается лицо, смешно растянутое во все стороны. Словно тебе снова восемь лет и мама повела тебя в комнату смеха. Синие занавески на окнах нагоняют приятную истому, и Кирилл краешком сознания удивляется, как здесь могут работать и не засыпать на ходу люди.

Выпивают в молчании. Потом ещё по одной. И ещё. Кирилл под пристальным взглядом глотает горящую жидкость, давясь, закусывает лимоном.

Арс с интересом рассматривает вспухлость на подбородке музыканта.

— Не болит?

Кирилл хмуро массирует подбородок, двигает челюстью.

— Немного. Меня и не так били. Повезло, что вы были под кайфом. Удар как у девчонки.

— Меня тоже били ни за что. Терпи, если уж сразу не дал сдачи.