Даниэль Шпек - Piccola Сицилия [litres]

– Я… немного могу играть, – сказал Мориц. Наконец хоть что-то, чем он может быть полезен.

– Prego, Мори́с, сыграйте.

Альберт передвинул стул к инструменту, и Мориц сел. В последний раз он играл на пианино очень давно. Он поднял разбитую крышку. Нескольких клавиш не хватало. Солдаты, должно быть, выломали. Помедлив, Мориц взял первые ноты. Звучало расстроенно – словно севший голос человека после долгой болезни. Наверное, пыль проникла в деку.

– Что вы сыграете? Моцарта?

Реквием, может быть. Мориц начал было «Лакримозу», но Моцарт показался вдруг неуместным. Нужно что-то, отвечающее чувствам Альберта. Или его собственным – если бы только он знал, что чувствует. Пальцы Морица пробежались по клавишам, педалью он добавил звукам дыхания, с каждым аккордом чувствуя, как его игра освобождает запорошенный звук старого пианино. Одна триоль следовала за другой, и неизвестно откуда вдруг в правой руке возникло адажио бетховенской «Лунной сонаты». Левая рука нашла нужную октаву. До-диез минор, припомнил он, потом ниже, тяжелое си под раскатистую гармонию правой, он закрыл глаза и отдался темной мелодии, этому своеобразному adajio sostenuto , которое всегда звучало как ночь, меланхолично и задумчиво, играть такое днем невозможно, иначе сразу заблудишься, точно в лесу, и как же давно он не вдыхал лес, заснеженные немецкие ели, зимнюю ночь, полную звезд, снег, залитый лунным светом.

Он скорее угадал за спиной почти бесшумные шаги – босые ноги по плиткам, это спустилась Ясмина в ночной рубашке, привлеченная неожиданными звуками. Мориц повернул голову и заметил разочарование на ее лице – разочарование, что это он, а не Виктор пробудил инструмент к жизни. Но тут Альберт подал ей знак, и она остановилась у пианино так, что Мориц мог видеть ее боковым зрением, белая фигура, освещенная свечой. До него долетал ее запах, юный и сводящий с ума, так близко к нему она стояла, глядя на его руки. Потом она отступила к отцу, села рядом, зарылась лицом в его плечо. Альберт нежно обнял дочь. Мориц не мог видеть ее лица. Но он слышал, что она тихо плачет. Дыхание его пресеклось. Как будто ее слезы растворили в нем все то окаменевшее, запечатанное. Она оплакивала его.

Внезапно с улицы донесся шум. Это были соседи.

– Мы думали, Виктор вернулся.

– Нет, – сказал Альберт, – это один из рабочих, Мори́с.

– Машалла! Meraviglioso! [58] Изумительно ( ит. ).

Мориц закончил адажио. Во внезапно наступившей тишине он ощущал, как кожу гладит прохладный ветерок из открытого окна. Ему было неприятно, что на него смотрят.

– Не хотите ли войти? – спросил Альберт.

– Нет, спасибо. Bonne nuit, Albert. Laila saida, ya Yasmina. Buona notte, Maurice.

Далеко за полночь, когда Мориц лежал в постели и смотрел на светлое от луны небо над крышами, бесшумно открылась дверь. Ясмина. Белая ночная рубашка, волосы распущены. Убедившись, что он не спит, она скользнула в комнату, закрыла за собой дверь и села на стул у кровати.

– Когда вы сегодня играли, – тихо сказала она, – вы вернули сюда Виктора.

Мориц сел. На нем было только исподнее. Но это ее не смущало.

– Спасибо, – сказала она.

– Я только немного поиграл…

– Я имею в виду, спасибо, что вы ничего не сказали. Моим родителям. – Она пристально смотрела на него. Темные глаза в лунном свете. – Вы меня осуждаете?

– Нет. Какое я имею право?

– Это не так, как между другими братьями и сестрами, вы должны знать. Происходит многое, и люди не говорят об этом. Но я его действительно люблю.

Зачем она мне это объясняет? – подумал он. Какое ему до этого дело? Какая ей разница, одобрит он это или осудит?

– А у вас есть кто-то, кого вы любите? – спросила Ясмина.

– Я обручен.

Ясмина испытующе глянула на его руку.

– Вы не носите кольцо.

– Вы мне не верите?

– Не знаю. – Она улыбнулась.

– Показать вам фотографию?

– Да.

Он потянулся к своим брюкам, достал портмоне и вынул из него фото. Немного помедлил. Потом протянул ей. Ясмина пересела на край кровати, повернула снимок к лунному свету. Ванзее. Деревянные мостки. Открытая улыбка Фанни.

– Она красивая. Как ее зовут?

– Фанни.

Она молчала, как будто имя ей не понравилось.

– Вы тоскуете по вашей fidanzata ? [59] Невеста ( ит. ).

– Да. Но… знаете, когда так долго не видитесь, не переписываетесь…

Она не сводила с него глаз, явно желая, чтобы он объяснил.

– Вы ее забыли?

– Нет. Разве вы забыли Виктора?

– Я его никогда не забуду!