Даниэль Шпек - Piccola Сицилия [litres]

Мориц слушал его вполуха. Глаза его следили за Ясминой, которая бежала к воде. Когда она смеялась, то казалось, будто она состоит из одного света. Света, прилетевшего из какого-то иного мира, запутавшегося в ее кудрях, чтобы там и остаться, среди тьмы.

– Неужто вы не любите море, Мори́с? Ведь Триест же на море?

– Люблю, конечно. – Отвечать на вопросы Сильветты было все равно что идти по зыбучим пескам. Каждое слово – ловушка.

Но вид Ясмины, с раскинутыми руками носившейся по песку, легкой, точно воздушный змей, наполнял его чистой радостью. Ускользнув от всевидящего родительского ока, она преобразилась в живого ребенка, которым ей никогда не позволялось быть. Она прыгала, смеялась, делала колесо. Будь они здесь одни, Мориц поймал бы ее в объятия. И никогда бы не отпускал.

Леон воткнул в песок красный зонт от солнца.

– О чем вы думаете, Мори́с? – Сильветта ущипнула его за бедро. – Вы всегда такой серьезный! Лето же!

Мориц инстинктивно глянул на Леона. Он чувствовал себя в ловушке.

– Ни о чем. Я не думаю ни о чем.

– Ах, это невозможно – ни о чем не думать! Я постоянно о чем-нибудь думаю! Спорим, вы думаете о женщине? Она итальянка? – Сильветта тоже посмотрела на мужа, который раскатывал на песке циновки.

– Оставь его! Мори́с, по глотку вина?

– Нет, спасибо.

– Ах, да не ломайтесь!

Леон откупорил одну из трех бутылок, которые прихватил с собой. Жоэль он усадил на циновку, она тут же повалилась и перепачкалась в песке.

– Сильветта, дай ему стакан!

Сильветта стянула с себя платье, оставшись в купальнике, ярком, самого модного покроя. Она сделала несколько шагов, чтобы оказаться перед Морицем, который смотрел на море. И только затем направилась к корзине для пикника, чтобы достать стаканы.

– Я знаю, о чем вы думаете. О вашей возлюбленной в Триесте! Или у вас на самом деле нет никакой fidanzata ? Сознайтесь!

Мориц не знал, что лучше – полуправда или полная ложь.

– Нет никакой невесты.

И ложь вдруг прозвучала удивительно правдиво. Фанни так далеко. Он уже не мог вспомнить ее запах.

– Но почему? Вы такой привлекательный мужчина. Разве не так, Ясмина, он же привлекательный мужчина, правда?

Ясмина смущенно смолчала. Каждая фраза была как минное поле, и для нее тоже. Она инстинктивно подхватила на руки Жоэль, словно желая ее защитить. Сильветта отпила вина и продолжила обстрел:

– Вы верите в любовь, Мори́с?

И тут же:

– А как вы думаете, можно любить не одного, а нескольких?

Пальцы ее призывно пробежались по волосам, словно на самом деле она спросила: сможете ли вы любить меня?

Возможно, она просто использует его, чтобы вызвать ревность Леона? Или так она мстит мужу за измены? Вдруг его тайные политические встречи лишь предлог для свиданий? Или свидания – маскировка для политических сходок? Все имело здесь двойное дно, все было не тем, чем выглядело. И, в отличие от Германии, люди тут сознавали это. И никогда не принимали сказанное за чистую монету – все здесь было камуфляжем, прикрывающим что-то другое. Он мог запросто объявить себя немцем, и никто бы ему не поверил!

– Пошли купаться, – позвал Леон, который успел переодеться в плавки.

Он отобрал у Сильветты бутылку. Но она гнула свое:

– А почему бы вам не влюбиться в здешнюю женщину? Таких красавиц вы больше нигде не найдете.

Лукавый взгляд в сторону Ясмины. Неужто догадывается о его чувствах? Неужто хочет загнать его в объятия Ясмины, чтобы разлучить ее с Виктором?

– Или почему бы вам не вернуться в Италию?

Мориц не мог ответить: потому что там меня арестует коалиция.

На помощь ему пришел Леон:

– Потому что он еврей! Думаешь, итальянцы сразу нас полюбят только потому, что перешли на сторону бывшего врага? Вся Европа отравлена, c’est fini! Dai, andiamo! [94] Кончай уже! Идем давай! ( ит. )

Он взял Сильветту за руку и потянул ее к морю. На ходу обернулся и позвал, смеясь:

– Идемте же!

Ясмина с вызовом глянула на Морица.

– Хорошая возможность, – тихо сказала она. – Соблазните Сильветту.

Она сбросила платье, и под ним тоже оказался купальник, но черный и скромный. Подхватив Жоэль, Ясмина пошла к воде. Мориц смотрел ей вслед. Как же она хороша. Смуглая кожа, горделивая походка, так много достоинства в таком маленьком теле. Он медлил. Не хотел обнажать свою бледность. Лицо и руки давно загорели, но тело мгновенно разрушило бы его легенду о том, что он итальянец. В конце концов он двинулся к воде, не раздеваясь.