Даниэль Шпек - Piccola Сицилия [litres]

– Нет, – сказал Мориц, когда Ясмина пришла к нему и рассказала про Кучинотту. – Армия переместилась на север. Он не мог вернуться. Это было бы дезертирство. Как и в моем случае, ему грозил бы трибунал.

– Может, именно поэтому он не дает о себе знать? Он прячется.

– Виктор не трус. Он же рвался воевать. Такие идеалисты, как он, либо воюют до победы, либо гибнут.

Ясмина смотрела в пол. Они сидели в кинобудке Морица рядом с проектором. Ясмина держала Жоэль, Мориц ел, поставив тарелку на колени. Ясмина принесла кускус, сегодня a la Sfaxienn – с рыбой и овощами. Почувствовав, как на нее подействовали его слова, Мориц пожалел о них.

– Ясмина, он вернется. Как только закончится война. Я уверен в этом.

– Как вы можете быть уверены? Вы что, ясновидящий?

– Нет, конечно, но…

– Кучинотта никогда не ошибается!

Жоэль расплакалась. Ясмина попыталась ее успокоить, но тщетно. Мориц отставил тарелку:

– Можно, я ее подержу?

Ясмина удивилась. И – скорее от неожиданности – протянула ему дочку. Жоэль продолжала надрываться, пока Мориц, покачивая ее, не запел тихонько – песню, которую Ясмина никогда не слышала.

Ясмина не понимала слов, но мелодия звучала так утешительно.

Как по-другому звучал голос Морица на его родном языке – глубже, увереннее, задушевней. И как по-другому звучал вражеский язык – куда человечнее, чем солдатские выкрики Achtung! Halt! Raus!

Жоэль умолкла. Она большими глазами смотрела на мать, покачиваясь в волнах голоса Морица. У Ясмины возникло чувство, что она делает что-то запретное. Она растерянно забрала ребенка у Морица, слишком торопливо, почти вырвала. Мориц тоже смутился. Некоторое время они молчали.

– Скоро вы снова будете дома, – сказала Ясмина, чтобы прервать эту тишину. – Вы счастливы будете снова повстречаться с Фанни?

Значит, запомнила имя. Хотя Мориц упоминал его лишь однажды.

– Да. Но вас мне будет очень не хватать. – И быстро добавил: – Всех вас.

– Вы нас забудете, Мори́с. У вас впереди хорошая жизнь. Фанни – ваша donna fortunata [88] Женщина счастья ( ит. ). . В отеле я перевидала многих мужчин-иностранцев. Вы не такой, как они. Я надеюсь, что Фанни дорожит вами.

Она завернула Жоэль в платок. Мориц хотел помочь, но сдержался из боязни, что она сочтет его прикосновения дерзкими.

– Я не сделал в жизни ничего особенного. Но я надеюсь, что Виктор вернется. Он-то как раз необыкновенный человек. А donna fortunata – это вы.

– Нет, что вы, я sfortunata . – Она смотрела на него спокойно. В словах ее не было ни иронии, ни жалобы. – Даже если он вернется. С ним мне счастья не видать. Но такая уж моя судьба.

– И все же я желаю вам счастья друг с другом.

Какие пустые слова, подумал Мориц, как только произнес их. Потому что вообще-то он хотел сказать совсем другое – то, чего нельзя говорить. Что счастье не определяется судьбой, что оно в руках у Ясмины. Что у нее все еще есть выбор.

– Я думаю, вы никогда не любили по-настоящему, Мори́с.

Эта фраза его задела.

– Если принимать за любовь только ее светлую сторону, это лишь половина любви. Мы живем в стране света, но наша страсть расцветает только в темноте.

Ясмина решительно встала, собираясь уйти. По полу юркнула ящерка. Внезапно замерла, уставилась вверх.

– Кое-что всегда будет под запретом, – сказала Ясмина, глядя Морицу в глаза. – Это мектуб. Вы понимаете?

– Нет. Я не вижу в этом смысла.

– Вы еще живы. Этого вам недостаточно?

А на что мне нужна эта жизнь, подумал он. Она, казалось, прочитала его мысли.

– Если бы Фанни не было в живых, вы бы… остались здесь?

Задавая этот вопрос, Ясмина отвела глаза. Она и без того уже слишком многое выдала. Ее взгляд проследил за ящеркой, которая скрылась в щели.

– А вы бы что делали, – спросил Мориц, – если бы Виктора больше не было в живых?

– Не говорите так, это porta sfortuna. – Она схватилась за хамсу на шее и прошептала что-то по-арабски. – Он жив. Buona notte, Мори́с.

Закрыв за собой дверь кинобудки, Ясмина пожалела, что в ее сердце нет двери, которую можно закрыть, чтобы в безрассудный момент не вырвались темные чувства, которые скрываются за ней.