Джейми Макгвайр - Весь этот свет

– Осторожно, – предупредила девочка.

У нее были светло-русые волосы, глаза покраснели от плача, и благодаря этому контрасту зеленые радужки искрились, как изумруды.

Мужчина опустил сверток в ямку, и девочка заплакала.

– Мне жаль, принцесса. Арахис был очень хорошим песиком.

Я плотно сжал губы, потому что смех сейчас был бы неуместен. И все же мне так и хотелось расхохотаться: кто, скажите на милость, додумался назвать покойную собаку Арахисом?

Снова хлопнула дверь: из дома выскочила какая-то женщина, ее темные вьющиеся волосы распушились от влажности. Она вытирала руки кухонным полотенцем.

– Я здесь, – выдохнула она, потом застыла, уставившись на яму. – Ой. Вы уже… – она побелела и повернулась к девочке. – Мне так жаль, дорогая, – мать девочки посмотрела на тело Арахиса, и тут, как назло, неплотно замотанное полотенце сдвинулось, и показалась собачья лапка. Похоже, при виде этого зрелища женщина расстроилась еще больше, – но я не могу… Я не могу остаться.

– Мэвис, – сказал мужчина, протягивая руку к жене.

У нее задрожала нижняя губа.

– Мне так жаль.

Она вернулась в дом.

Девочка посмотрела на отца.

– Ничего страшного, папа.

Он обнял дочь и привлек к себе.

– Похороны всегда давались твоей мамочке тяжело. Они ее просто убивают.

– Арахис был ее ребенком еще до меня, – проговорила девочка. – Все в порядке.

– Что ж… нам следует произнести речь. Спасибо тебе, Арахис, что так любил нашу принцессу. Спасибо, что всегда сидел под столом и съедал овощи, которые она сама не желала есть…

Девочка посмотрела на отца снизу вверх, тот поглядел на нее, а затем продолжил:

– Спасибо, что долгие годы приносил палочки и мячи, спасибо за твою верность и…

– Спасибо за то, что спал на моей кровати, – проговорила девочка, утирая слезы. – Спасибо, что целовал меня, лежал у моих ног, пока я делала уроки, и всегда был рад меня видеть, когда я возвращалась домой.

Мужчина кивнул, потом взял прислоненную к забору лопату и начал засыпать яму землей.

Девочка прикрыла рот ладонью, чтобы заглушить рыдания. Когда отец закончил, они с дочерью немного постояли в молчании; затем девочка спросила, нельзя ли ей побыть одной. Отец разрешил, кивнув, и вернулся в дом.

Девочка присела возле свежей груды земли и рассеянно срывала травинки. Вид у нее был очень грустный. Мне хотелось направить на нее объектив и запечатлеть этот миг, но тогда она услышала бы щелчок фотоаппарата. Наверняка она подумала бы, что я тайком ее фотографирую, словно какой-то маньяк, так что я не шевелился, чтобы не мешать ей предаваться горю.

Она шмыгнула носом.

– Спасибо, что защищал меня.

Я нахмурился, гадая, от какой такой опасности Арахис оберегал эту девочку и нужна ли ей защита сейчас. Ей было примерно столько же лет, сколько мне, и я еще никогда не видел такой красивой девочки – во всяком случае, у нас в школе подобных ей не было. Я размышлял, что случилось с ее песиком и как долго она жила в этом огромном доме, тень от которого доходила до домов на другой стороне улицы, когда солнце сдвигалось к западу. Меня беспокоило, что она сидит на траве, возле могилы своего мертвого пса, потому что рядом с ним чувствует себя в большей безопасности, чем в собственном доме.

Солнце скрылось из виду, и на землю опустилась ночь: застрекотали сверчки, в кронах дубов зашептал о чем-то ветер. У меня в животе заурчало. Тетя Ли наверняка спустит с меня шкуру за то, что я пропустил ужин. Но девочка все еще сидела возле могилы своего друга, а я решил, что ни за что не побеспокою ее.

Прошло, наверное, около часа.

Задняя дверь дома открылась, и двор озарился теплым желтым светом.

– Кэтрин? – позвала Мэвис. – Пора идти домой, золотце. Твой ужин остывает. Утром ты снова сможешь выйти.

Кэтрин повиновалась: встала и пошла к дому. Уже на крыльце она остановилась и оглянулась, а потом вошла внутрь. Когда дверь закрылась, я задумался над тем, что именно она хотела увидеть. Возможно, напоминала себе, что все случившееся реально, и Арахис ушел от нее навсегда, а может, в последний раз прощалась со своим любимцем.

Я медленно спустился по стволу, добрался до забора и спрыгнул на другую сторону. Когда я пошел по дорожке, под моими ногами громко захрустел гравий, и несколько соседских собак раздраженно загавкали в темноте. Остаток пути я проделал без помех – проблемы поджидали меня дома.

На пороге стояла тетя Ли, скрестив на груди руки. Сначала она выглядела встревоженной, но стоило ей увидеть меня, как ее глаза засверкали от гнева. Тетя уже переоделась в халат – наглядная демонстрация того, насколько я припозднился. Одна седая прядь выбилась из ее густой каштановой шевелюры.