Фредрик Бакман - Тревожные люди

Договорить он не решился.

– Что вы имеете в виду? – спросила женщина.

Джим собрался с духом, встал и прокашлялся.

– Если квартиру напротив продает тот же риелтор, то вполне возможно, что у нее есть ключи от нее, и ты могла бы там спрятаться. Когда сюда поднимется полиция, она не будет взламывать двери во все квартиры, чтобы тебя найти.

– Почему?

Джим пожал плечами:

– Мы не такие крутые полицейские. Сейчас главная задача – освободить заложников, и если ты выпустишь их, то все решат что… ты… осталась в квартире. В этой квартире. Когда мы взломаем дверь и обнаружим, что тебя там нет, мы не станем вламываться во все остальные квартиры, иначе получим по шапке от начальства. Бюрократия, сама понимаешь. Сначала мы должны доставить свидетелей в участок и допросить их. И… возможно, за это время ты успеешь улизнуть. И знаешь что? Если кто-то найдет тебя в квартире напротив, ты можешь просто сказать, что живешь там! Мы же считаем, что преступник мужчина.

Женщина смотрела на него непонимающе.

– Почему? – повторила она.

– Потому что обычно женщины не… такие, – деликатно заметил Джим.

Она покачала головой:

– Нет, не в том смысле почему . Почему вы хотите мне помочь? Вы же полицейский. Разве полицейские ведут себя так с преступниками?

Джим неловко улыбнулся. Разгладил брюки, провел рукой по лбу.

– Моя жена любила вспоминать слова какого-то человека… как же там было… о том, что, если бы он даже знал, что завтра мир рухнет к чертовой матери, сегодня он посадил бы яблоню.

– Здорово, – прошептала женщина.

Джим кивнул. Провел рукой по глазам.

– Я не хочу… чтобы тебя посадили. Понимаю, что ты совершила ошибку, но… со всеми бывает.

– Спасибо.

– А сейчас иди и спроси у риелтора, есть ли у нее ключи от квартиры напротив. Еще немного, и мой сын потеряет терпение, ворвется сюда и…

Женщина заморгала:

– Что? Ваш сын?

– Он тоже полицейский. И войдет сюда первым.

У женщины защемило в груди, голос застрял в горле.

– Похоже, он очень храбрый.

– У него была храбрая мама. Если надо, ради него она бы ограбила банк. Когда мы встретились, я не верил в Бога. Она была красивой, чего не скажешь обо мне. Хорошо танцевала, а я был увальнем. Сближал нас общий взгляд на нашу работу – мы оба хотели спасать людей.

– Я не заслужила, чтобы меня спасали, – прошептала женщина.

Коротко кивнув, Джим посмотрел ей в глаза прямым и честным взглядом человека, который собирается сделать то, что идет вразрез с его профессиональными принципами.

– Встретимся через десять лет и расскажешь мне, что я не ошибся.

Джим повернулся, чтобы уйти. Женщина помешкала, сглотнула и крикнула ему вслед:

– Подождите!

– Что?

– Можно я… можно мне выдвинуть одно условие, при котором я готова отпустить заложников?

– Какого черта…

Ежик волос у Джима вздыбился – сначала озадаченно, потом раздраженно.

Женщина медлила.

– Нам нужен салют, – наконец сказала она. – Среди заложников есть старая женщина, которая любила смотреть салют вместе со своим мужем. Он умер. Я весь день держала ее в заложниках. Мне хотелось бы подарить ей салют.

Джим улыбнулся. Кивнул.

Спустился по лестнице и солгал своему сыну.

Женщина вернулась в квартиру. На полу была кровь, в камине горел огонь. Ру сидела на диване, ела пиццу и смешила Юлию. Рогер с риелтором ругались из-за квадратных метров на плане квартиры – нет-нет, Рогер уже не собирался покупать эту квартиру, но, «черт побери, нужна точная информация». Зара и Леннарт стояли возле окна. Зара жевала пиццу, а Леннарт забавлялся, глядя, с каким отвращением она это делает. Не похоже, чтобы Леннарт ей нравился, но, во всяком случае, ненависти к нему она не испытывала. А уж Леннарт был от Зары в полном восторге.

Анна-Лена стояла в сторонке с тарелкой остывающей пиццы. Юлия, заметив ее, встала и подошла.

– Как вы, Анна-Лена? – спросила она.

Анна-Лена посмотрела на Рогера. Они ни разу не перемолвились словом с тех пор, как Кролик вышел из туалета.

– Все в порядке, – солгала Анна-Лена.

Юлия взяла ее за руку, пытаясь не утешить, а скорее взбодрить.

– Не надо думать, будто вы совершили ошибку! Вы всякий раз нанимали Леннарта, чтобы Рогер почувствовал себя победителем, – это самый странный, безумный и романтичный поступок на свете!

Анна-Лена поковыряла остывшую пиццу.

– Рогер должен был стать начальником. У него должен был быть шанс. Я каждый раз думала, что в следующем году будет его очередь. Но время идет быстрее, чем нам кажется, годы пролетели, как один день. Иногда я думаю, что, когда люди живут вместе очень долго и заводят детей, ты живешь, как белка на дереве. Вверх-вниз, вверх-вниз, пытаешься все успеть, быть на высоте; и все так, все время взбираются по дереву туда-сюда, едва успевая посмотреть друг на друга. Пока ты молод, ты этого не понимаешь, но когда появляются дети, все меняется: иногда кажется, что ты почти не встречаешь того мужчину, за которого вышла замуж. Вы прежде всего родители и товарищи по команде, а все остальное потом. Ты… карабкаешься по дереву… а друг с другом вы только видитесь по пути. Я всегда думала, что так и надо, это и есть жизнь. Я думала, что главное – все успевать. А самое важное – это то, что мы карабкаемся по одному дереву, потому что… рано или поздно мы… это звучит немного высокопарно… мы оба заберемся высоко и окажемся на одной ветке… И тогда мы возьмемся за руки и станем любоваться окрестностями. Вот так я представляла себе нашу старость. Но все произошло скорее, чем я ожидала. Его очередь так и не пришла.