Евгений Водолазкин - Сестра четырех

ДОКТОР ( Сестре ). Скажу честно: я боюсь вас, потому что красота ваша – не от мира сего. Говорю совершенно честно. Мне что-то трудно дышать…

ПИСАТЕЛЬ. Свистульки издавали райские звуки. Когда я думаю о звуках рая, я представляю их в виде божественного свиста, который раздавался там. Свистульки были в виде райских птиц. В некоторых была вода – и они свистели трелями.

ДОКТОР. Я задыхаюсь…

ДЕПУТАТ ( Сестре ). Да подключите же его к аппарату искусственной вентиляции легких!

СЕСТРА. Это переходит всякие границы! Одного спасла, другого… Сколько же можно? Вы, кажется, забываете, что у меня другие задачи. Можно сказать, прямо противоположные. В конце концов, это так естественно, если он сейчас умрет. ( Рыдает. )

ФУНГИ. Просто они пользуются вашей добротой.

СЕСТРА. Вы должны умирать естественным путем. По моему сценарию – сразу после нашего разговора. Что, прикажете потом вас топором рубить?

ПИСАТЕЛЬ. Вы же сестра милосердия! Ми-ло-сер-дия.

СЕСТРА. Мое милосердие проявляется в том, что дам всем вам спокойно умереть, не прибегая к радикальным средствам. ( Укладывает Доктора на кровать и подключает его к аппарату ИВЛ. Все замерли и смотрят. Обращается к Фун-ги. ) Ну, расскажите же что-нибудь, что же вы замолчали так не вовремя! Отвлеките всех!

ФУНГИ. Говорят, в советское время жил в Москве народный мастер по свистулькам. Герой, между прочим, социалистического труда. Советская власть, поддерживая народные промыслы, подарила знатному свистульщику огромную мастерскую на улице Горького.

ПИСАТЕЛЬ. Способствовало ли это его творческому росту?

ФУНГИ. Это как посмотреть. Поскольку кроме свистулек он не умел делать ничего, в большой мастерской он начал выпускать большие свистульки.

ДЕПУТАТ. И всякий раз бабушка покупала мне на рынке новую свистульку. ( Достает из кармана свистульку и свистит. ) И мы шли домой по улице с акациями, и всю дорогу я свистел.

ПИСАТЕЛЬ ( в ужасе показывает на Доктора ). Он тоже… свистит…

Все молча слушают хрипы и свисты Доктора.

ФУНГИ. А я помню день, когда впервые попробовал пиццу. Девочка, которая меня угостила, была моей одноклассницей. Мы зашли к ней после уроков – и ели пиццу.

СЕСТРА. Она сказала, что ей лень было готовить что-то серьезное, что она собрала всё, что у нее было, – и приготовила пиццу. Она повторяла, что очень ленива. Выдумывала, конечно. Ей хотелось приготовить для него что-то необычное, и она очень старалась.

ФУНГИ. Мы дружили с ней до окончания школы. И она всегда угощала меня пиццей. И наши родители думали, что мы будем всю жизнь вместе. А потом она уехала в столицу – и вышла замуж за ювелира.

СЕСТРА. И там она умерла! Она заболела атипичной пневмонией, и ее легкие превратились в стекло.

ФУНГИ. Не думаю, что она кормила его пиццей, потому что это, на мой взгляд, – не еда для ювелиров. И от этого мне чуть легче… ( Показывает на Доктора. ) Ему, по-моему, тоже…

Доктор жестами дает понять, чтобы отключили аппарат, и Сестра отключает. Доктор приподнимается на кровати. Вытирает набежавшие слезы. Просит воды. Пьет.

ДОКТОР. А я мечтал, что не стану врачом. Потому что в моей семье все – врачи.

СЕСТРА. Были врачами. Сейчас они лежат на Втором городском кладбище, и их профессия, поверьте, не имеет больше никакого значения.

ФУНГИ. Вы же призывали нас говорить только о хорошем?

СЕСТРА. Да, призывала. А что может быть лучше смерти?

ДЕПУТАТ. Врач – это благородно. Вы не пытались полюбить эту профессию?

ДОКТОР. Пытался. Однажды даже пошел на жертву. Незадолго перед выпуском у нас в институте была лекция знаменитого патологоанатома.

Он сказал тогда, что главное, с чем должен бороться врач, – это брезгливость. Перед ним на кафедре стояла моча в мензурке. Он сунул в нее палец, а потом облизал его. И сказал, что тот, кто это повторит, – настоящий врач. И я вышел – и повторил.

ПИСАТЕЛЬ. По-моему, это маленький врачебный подвиг.

ДОКТОР. Но патологоанатом так не считал. Он приобнял меня и сказал: «Да, врач должен быть небрезгливым. Но он должен быть еще и внимательным: я окунул в мензурку один палец, а облизал другой». В аудитории был дикий хохот. И это была моя последняя медицинская жертва.

СЕСТРА. Последняя жертва! Это звучит по-настоящему красиво.

ДОКТОР. Чтобы у окружающих не сложилось впечатления моего полного жизненного фиаско, скажу, что я все-таки был счастлив. Чувство счастья я испытал в поезде, который остановился ночью на станции Конотоп. Я лежал на верхней полке. Издалека раздавались гудки маневровых тепловозов, а две мои соседки вели неторопливый разговор шепотом. И я понял, что мир может быть уютным и тихим. Что его можно любить.