Евгений Водолазкин - Сестра четырех

СЕСТРА. Кажется, оклемался. Отправили – всем. Всем, кроме Почтового управления. Меня это даже удивило: за что такая немилость?

ФУНГИ. Нет, мы отправили и туда. Просто до них всё доходит с опозданием – проблемы со связью.

СЕСТРА. Стоило ли устраивать такую массированную рассылку? Да еще из больницы!

ДОКТОР. Эх, вы… Жаловались?

ДЕПУТАТ. Я смотрел тут – на вашу больницу жалуются все на свете.

ПИСАТЕЛЬ. На этом или на том?

ФУНГИ. Но в отправленном письме нет жалоб. В нем мы с Писателем пытались найти причины появления коронавируса.

ДЕПУТАТ. Знакомая ситуация: благодетели человечества. Таких писем к нам приходит по нескольку сотен в день, мы на них просто не отвечаем.

СЕСТРА. Но это письмо подписал писатель первого – подчеркиваю: первого – ряда. И от этого отмахнуться было уже невозможно.

ДОКТОР ( Писателю ). Не понимаю, честно говоря, зачем вы писали это письмо.

ПИСАТЕЛЬ. Знаете, бывают минуты такого творческого единения, которые хочется продлить. Когда мы только начали писать это письмо ( кашляет ), я почувствовал давно забытое вдохновение.

ФУНГИ. Это было непосредственно после первой бутылки. И нас охватило вот именно что творческое единение…

ПИСАТЕЛЬ. Моему соседу по палате хотелось создать некий необычный текст. Написать какую-то, знаете ли, историю, которая бы поразила всех. ( Кашляет. ) Он придумал такую историю. Не помню ее в деталях – что-то из китайской жизни. И я ему помог эту историю записать. Скажу неожиданную вещь: у нашего Фунги есть всё, чтобы быть писателем!

ФУНГИ. Они думают, что я всю жизнь мечтал развозить пиццу!

СЕСТРА ( просматривая письмо ). Текст, прямо скажем, так себе. Предложения – рваные. Совершенно фантастическое содержание. И вообще – все эти шпионы, теория заговора… Как вам не стыдно заниматься такой ерундой перед смертью!

ПИСАТЕЛЬ. Да ну ее, эту теорию – меня она не волнует. Мне интересны детали. Запах свежеза-печенных карасей в сметане, рябь на реке. Интересно рассказать о славном парне по имени Сунь. ( Кашляет. ) Вспомнил: так вышло, что он оказался в зараженной врагами Янцзы. Понимаете, ничего хорошего в семейном отношении после такого купания ждать не приходилось.

ФУНГИ. Даже если бы ее не заразили враги, чем-то он бы там определенно заразился: уж такая эта река. Ну, а дальше всё ясно: мокрым шел домой – одежда в какой-то момент высохла на ветру, но тут же началась гроза. Гром, молния, он снова промок до нитки, в башмаках вновь зачавкала вода.

ПИСАТЕЛЬ. И эта раздача карасей! Четкие, выверенные движения. Точный психологический расчет, полная уверенность в том, что всё расхватают. ( Кашляет. ) Всё – до последнего карася.

ФУНГИ. Римский нос, узкие, словно острие скальпеля, глаза, мгновенный взор из-под фуражки. Влажные порочные губы шевелятся, подсчитывая розданное. Блестящие и дрожащие, как щупальца. Считающие и шепчущие.

ДЕПУТАТ. Мощно, ощутимо, щемяще! Вот оно – писательское слово. Пандемии как локомотивы литературы.

ПИСАТЕЛЬ. Самое неприятное, что за последние пятнадцать лет я ведь ничего не написал.

ДОКТОР. Я тут недавно вашу книжку купил. Не читал пока, но купил, – датируется этим годом.

ПИСАТЕЛЬ. Это всё – старое или перелицовки старого. А так, чтобы сесть и что-то всерьез написать, – этого не было уже полтора десятка лет. ( Кашляет. ) Удивительно, но перед лицом Смерти мне не стыдно в этом признаться.

ДЕПУТАТ. Так какой же вы писатель, если столько лет не пишете? Почему читатели считают вас – как это называется? – властителем дум?

ПИСАТЕЛЬ. Потому что читатели – не читают.

ФУНГИ. По-моему, всё логично: писатели не пишут, читатели не читают. Вот, Доктор купил его книгу – но ведь не читал!

ДОКТОР. Да, не читал. И тоже этого не стесняюсь. Потому что работаю двадцать пять часов в сутки.

СЕСТРА. Не пишут, не читают, не стесняются. Наш разговор принимает исповедальный характер. Что ж, перед смертью уместно исповедоваться.

ФУНГИ. Отличная идея: все на исповедь! Кто первый с признаниями? Писатель уже кое в чем признался.

ДЕПУТАТ. Признаюсь, что на днях проехал на красный свет – и тем самым привлек внимание поста ДПС. Признаюсь также, что часто езжу на красный свет. Обычно мне достаточно предъявить депутатское удостоверение – и меня отпускают. А тут не сработало. Всё дело в том, что у меня обнаружили температуру. Красный свет бы мне, конечно, простили. Но температуру – никогда. «Слышите: никогда!» – так мне сказали на посту ДПС. Я спросил, введен ли температурный режим, и они ответили: «Жесткий: пандемия». Они были очень взволнованы и предложили мне следовать за ними. Я проследовал – и вот, господа, я здесь!