Ион Садовяну - Конец века в Бухаресте

— Для меня, сотрудника либеральных газет, — заключил он, — сами понимаете, все это сущий клад. Но вот характера не хватает!

Ни Гунэ, ни Журубица ни словом не обмолвились по поводу рассказа Потамиани. Только прокурор, выслушав все и заметив, как из поборника либеральных принципов, которых придерживался и он сам, Панайот превращается в алчного человека, счел необходимым сказать несколько слов в защиту справедливости и дружбы.

— Если предположить, господин Потамиани, что у вас нет характера, то вы счастливый человек, — проговорил он, разрезая желтую сочную грушу из тех, что Буби купил специально к столу. — Ведь даже для хорошо информированного человека, каким, несомненно, вы являетесь, этот сугубо интимный, трудно подвергающийся проверке материал, касающийся нескольких поколений и собранный в различных местах, чреват всяческими опасностями!

Панайоту, человеку достаточно тонкому, чтобы помимо смысла, содержащегося в словах, улавливать и интонацию, с какой они произносятся, стало скучно. Укор и предупреждение, прозвучавшие в словах прокурора, означали, что впредь Панайоту надлежало держать ухо востро и быть готовым к сражению. Сытый после обильного ужина, довольный при виде целого ряда бутылок, которые предстояло осушить, он решил, что согласие с власть предержащими только дополнит его счастье. Поэтому, сделав вид, что слова Ханджиу его развеселили, он воскликнул:

— Значит, вы полагаете, что мы с вами можем встретиться и в другом месте, господин прокурор!

— Возможно… — спокойно ответил тот и улыбнулся.

Потамиани воздел руки вверх, глубоко вздохнул и издал комический притворный стон. Погладив свой шишковатый череп, к которому прилипло несколько прядей засаленных волос, он воскликнул:

— О-хо-хо! Молодость, молодость! Какая ты пылкая, симпатичная и, — не обижайтесь, если я скажу, — несмышленая! Вы — абсолютно честный человек, о чем мы все здесь знаем, а особенно я! А себе вы задавали когда-нибудь вопрос: известно ли это тем, кому надлежало бы знать об этом? Например, вашему патрону, господину министру юстиции, и всем его приближенным?

И снова разговор зашел о бароне Барбу. Ханджиу почувствовал себя весьма неловко; можно было сомневаться в компетенции старого барона, пусть он был консерватором, но все-таки он оставался его министром. Элементарное чувство чести и осторожность не позволяли молодому человеку поддерживать этот скользкий разговор. Возможно, что на этом все бы и кончилось и прокурор мог думать, что он выполнил свой долг перед Буби, если бы Журубица, которая выжидала подходящий момент, чтобы вспомнить давние дела, не подлила масла в огонь.

— Откуда господину прокурору знать все мелочи и всех подлецов? — заговорила она так, словно только и делала, что страдала от всяческих несправедливостей.

— Должен знать! — подчеркнул Панайот. — Такова его профессия, для этого он и поставлен государством.

В отношении Журубицы Ханджиу с самого начала вел себя весьма осторожно. Она ему не нравилась, он считал, что она вовсе не достойна того внимания, какое оказывает ей Буби. Познакомившись с ней и получив приглашение бывать в ее доме, он переступил через свои социальные и профессиональные предрассудки, считая, что эта простушка, удовлетворяющая свои прихоти за счет Буби, никогда не решится чего-нибудь просить у него. И если он не ошибся в отношении ее характера, то в отношении ее ума ему пришлось изменить первоначальное свое мнение. Наблюдая Катушку в разных жизненных обстоятельствах, он понял, что ум у нее весьма живой и куда более ясный взгляд на жизнь и житейские нужды, чем у ее возлюбленного, которого она любила вовсе не так (в этом Ханджиу был уверен), как она это изображает.

Прокурор выразил на своем лице интерес, хотя и не проронил ни слова.

— А это и не трудно, потому что подлецов не так уж много! И одного хватает! — проговорила Журубица, разливая кофе.

— Один, но какой! Вот его-то господин прокурор и не знает! — воскликнул Гунэ. Ему тоже хотелось хоть чем-то досадить Урматеку, который, как говорили злые языки, однажды весьма нелестно отозвался о Гунэ.

Ханджиу молчал, замолчали и остальные.

Не желая упускать эффектно подготовленного момента, Потамиани выпалил:

— О некоем Урматеку вы слыхали?

— Нет! — ответил прокурор.

— Плохо! Потому что он правая рука вашего министра! Это вам не шуточки, с таким человеком следует быть в добрых отношениях.

Все трое залились смехом.