– Машины, Филип, они как люди. У них характеры разные, вот эта, например, старая брюзга, которая не слишком-то бойкая по утрам, – сказал он.
«Только не пытайся быть милым со мной, не пытайся быть хорошим», – думал я.
Он включил обогреватель и дворники, которые не справлялись с дождём, и вглядывался в дорогу, наклоняясь и щурясь, а потом сказал:
– Ты не очень-то уверен насчёт меня, да, Филип?
– Что? – спросил я.
– У тебя есть какие-то сомнения? – сказал он.
Он выехал на дорогу.
Я ничего не ответил.
– Я не твой Отец, Филип. Я никогда им не буду, – сказал он.
Я молчал.
– Я очень пекусь о твоей Маме. О вас обоих, – сказал он.
Дождь, дворники, дождь, дворники, дождь.
– Я знаю, что ты хочешь для неё как лучше, и я тоже, – сказал он.
Слова, вода, слова, вода, слова.
– Я не делаю вид, как будто это легко для тебя, – сказал он.
Убийца Отца. Погромщик Паба. Мамин трахальщик.
– Почти приехали, – сказал он.
– Высади просто здесь, – сказал я.
– Я могу довезти тебя до ворот, – сказал он.
– Ничего, так нормально, – ответил я.
– Ты же промокнешь, парень, – сказал он.
– Ничего, так нормально, – ответил я.
– Я подброшу тебя до ворот, – сказал он.
– Я здесь могу выйти, – сказал я.
– Это ж совсем рядом, за клумбой, – сказал он.
– Я хочу выйти, – сказал я.
– Господи Иисусе, – сказал он.
Он остановил машину на дороге, машина сзади недовольно загудела. Я отстегнул ремень безопасности, вышел из машины и сказал: «Пока», он ответил: «Пока», как эхо, тронулся и поехал, наблюдая за мной. Я завернул за угол, и вот уже школа. Я замедлил шаги, потому что сегодня у нас должно было быть Регби. Я позволил дождю сыграть свою мелодию на моей куртке, в то время как другие пробегали мимо меня через дорогу к школьным воротам, прутья которых оскалились, как зубы, и готовы были съесть ещё один день у них и у меня.
К большой перемене дождь уже перестал, поэтому мы сели на мокрой траве у забора на краю поля в ста милях от школы. Шум мальчишек, игравших в футбол, доносился издалека, как птичий гомон, и Лия дёргала траву из земли, как будто волосы, поэтому земля становилась всё более коричневой и менее зелёной. Я рассказал ей о том, что у Мамы и Дяди Алана был секс. Она сказала:
– Жесть.
Я думал о том, что должен убить Дядю Алана, но сказал:
– Ты убежишь со мной?
– Убежать? Ты псих?
– Сможешь?
– Куда?
– Куда-нибудь, просто куда-то, где хорошо.
– Куда?
Я пытался думать о местах, где было хорошо. Я думал о Сандерленде, который не очень-то и хорош, и о местах, где я бывал на каникулах, типа Родоса и Орландо, и Майорки, которые хороши, но они за границей и слишком далеко, и поэтому я сказал:
– Ноттингем.
Лия на секунду перестала вырывать траву, посмотрела на меня и спросила:
– Ноттингем?
Я ответил:
– Или Дерби, или Линкольн.
– Ноттингем, или Дерби, или Линкольн?
– Да.
Она сказала:
– Это слишком близко. Как насчет Скегнесса?
Только она произнесла это как «Скег насест», как будто Скег – это птица, а мы могли бы жить на её насесте. А потом она рассказала мне о Сестре своего Отца, которая убежала в Новую Зеландию, и что она тоже хочет когда-нибудь жить в Новой Зеландии.
Я спросил:
– Ну что, ты хочешь это сделать?
Она долго-долго ничего не говорила, и смотрела с грустью в глазах, она так же смотрит, когда говорит о своём Отце, но после долгого молчания она сказала:
– Нет.
– О’кей, – сказал я.
И тогда прозвенел звонок, тихо, но недостаточно тихо, и мы пошли по полю обратно в школу.
Папа ходил в мою школу, когда был маленьким, потому что он прошёл экзамен, а Дядя Алан экзамен завалил, поэтому он пошёл в школу для тормозов, а папа пошёл в умную, в гимназию, и в умных школах тогда играли в регби, а в тормознутых – в футбол.
Теперь наша школа – не умная и не глупая, она и то, и другое, но всё ещё хочет быть гимназией и прикидывается крутой, поэтому мы играем в Регби, а Регби – самый тупой спорт в мире. Он глупее Крикета и Английской лапты.
Я стоял на линии у больших Н-образных ворот. Я играл с мальчишками в Регби на физкультуре и чувствовал себя гладиатором в Колизее, который должен умереть.
Мистер Розен сегодня был нашим учителем. Он сказал Джейми Вестерну и Джордану Харперу набрать команды. Джордан Харпер посмотрел на наш ряд своими рыбьими глазами и вызвал Доминика, и Доминик пошёл в его команду. Затем Джейми Вестерн посмотрел на наш ряд прищуренными глазами и выкликнул Скотта, Скотт – массивный, да ещё и лучший друг Джейми, так что я знал, что тот его выберет первым. Джордан выбрал Люка, и это было норм. Я знал, что Джордан не выберет меня, потому что он меня ненавидел. Джейми Вестерн учился со мной в Начальной Школе, и я однажды ходил к нему домой на Бикон-Хилл, а его мама угощала нас рыбными палочками и Sunny Delight, и раньше я ему нравился, но теперь он меня игнорирует. Он назвал Пола, и Пол перешёл в его команду.
Читать дальше