Хэрриет Эванс - Сад утрат и надежд [litres]

Дорогой Мэтт.

Прости, что я делаю это в письме, но мне не хотелось делать это по электронной почте или по телефону, и я не могла сказать тебе это лично. Как ты всегда говорил, я трусиха. Я уезжаю от тебя и забираю с собой детей. Я объяснила это Бо, и она согласилась поехать со мной на лето и попытаться испробовать мой план. Если ей не понравится, она вернется в сентябре в Лондон и будет жить с тобой.

Соловьиный Дом теперь принадлежит мне, он снова вернулся ко мне, и я объясню это, когда мы поговорим, хотя я и сама не очень понимаю. Я хочу жить здесь и хочу, чтобы дети росли здесь. Би необходим новый старт. И всем нам тоже. Я уже навела справки – Айла и Би могут в сентябре пойти в местную школу. Как видишь, мне пришлось все планировать.

Я знаю, что у тебя роман с Тесс. Знаю об этом уже два месяца. Ты любишь ее или относишься к ней так же плохо, как ко мне? В последний раз было просто клише. Я нашла в твоем телефоне ту девочку, те снимки, ты клялся, что все позади. Я поверила тебе. Забавно, но на этот раз я действительно надеюсь, что ты любишь ее. Хотя на самом деле это действительно не имеет значения, не так ли? Я могла бы остаться с тобой, потребовать развод, позволить детям провести еще год в этом несчастливом доме, где ни в одну из комнат никогда не заглядывает солнце, могла по-прежнему посылать Би в мир, где ее унижают и бьют каждый день, а мы с тобой вели бы унылые позиционные бои за место под солнцем. Но у меня не было сил на это.

Ты больше не любишь меня, не любишь уже давно. Так что я не беспокоюсь, что ты будешь скучать по мне. Я знаю, что ты будешь скучать по детям. Ты сможешь поговорить с ними сегодня вечером и вообще в любой вечер. Я знаю, что ты их любишь.

Очень важно, чтобы ты понял одну вещь: это не я оказалась снова глупой идиоткой. Это ты сделал меня несчастной. Я-то считала, что материнство лишило меня уверенности в себе, пришибло и ввергло в уныние, но это не так, все дело в нас. Даже если бы не было Тесс. Временами, заходя в дом, я ощущаю в воздухе что-то неприятное, гнилое, мертвое. Я не хочу, чтобы дети росли в такой атмосфере.

Я не думаю, что при нашей встрече мы были такими людьми, какими себя считали, и, пожалуй, все началось с того вечера. Но я любила тебя, Мэтт. Ты сделал мою жизнь интересной. Ты повысил мою самооценку. Ты сравнил меня с героиней викторианского романа, перенесшейся в наши дни, а потом ты сказал, что хочешь быть рядом со мной всю жизнь. Ты помнишь? Как мы гуляли по Камдену, потом ели карри и шли домой, и была Ночь Костров. После этого я много недель вспоминала тот вечер. Но мы постепенно превратились в тех, кто мы сейчас, и у нас уже все плохо. Лучше уж нам больше не лгать друг другу. В самом деле. Удачи тебе, Мэтт. Спасибо тебе за детей.

Когда они доехали до длинной прямой дороги, начинавшейся от деревни Годстоу, у Джульет болели руки, потому что она слишком крепко сжимала руль. Она уже забыла, какая неровная там дорога; «Шкода» запрыгала, потом ее слегка занесло на зеленом тенистом берегу.

Мимо нескольких домов для бедняков, которые Далбитти построил через год после того, как они поселились в доме. Мимо маленького почтового ящика, устроенного в стене, из которого, как говорила ей бабушка, Санта-Клаус сам забирал письма. Мимо старинной церкви и кладбища, где под полуденным солнцем надгробья казались серебряными. Ее прадед Нед и прабабка Лидди были похоронены там в одной могиле. Рядом с ними покоились их дети, ангелочки со сложенными крыльями. Было время, в ее детстве, когда к воротам был прибит щит, указывавший многочисленным посетителям дорогу к могиле знаменитого Хорнера, чтобы сотни пар ног не вытаптывали нежные лишайники в других частях кладбища. Но уже много лет этого нет – о Неде Хорнере забыли все, кроме коллекционеров, до минувшего мая, когда на аукционную продажу был выставлен его эскиз. Джульет и Эв развлекались, направляя поклонников Хорнера не в ту сторону. Первую монету-фунт, которую она увидела в своей жизни, им подарил американский турист за то, что они провели его к знаменитой могиле.

За церковью нужно было свернуть к дому круто вправо; она никогда этого не делала на «универсале» и немного застряла, маневрируя назад и вперед. Ей посигналил забрызганный грязью черный вэн «Мерседес», и Джульет сердито посмотрела на него. Вэн поравнялся с ней, и сорокалетний мужчина с короткими, подернутыми сединой волосами опустил стекло.

– Что такое! – сердито обругала его Джульет. – Дайте мне минуту!