Юлия Говорова - Лось на диване, верветка на печи

Хохлатые утки, у них небольшой хохолок на голове. У девочек — как после завивки из парикмахерской, у селезней — как выбивающийся из-под фуражки вздорный лихой чубчик.

Брамы, это крупные и мохноногие куры, гуляют по участку. На ногах у них очень густое оперение, и кажется, будто они фасонят в расклешенных штанах.

Петухи, и брамовские как раз, подерутся, разнимешь их — они встанут и, кажется, пыль со штанов сейчас стряхнут.

Ослица стоит на размякшей земле возле кучки навоза. Еноты подставляют ладошки под капель. Аисты запрокинули головы в небо и стучат. Цапли замерли на одной ноге, как йоги в парке во время занятий.

Белили мы яблони, водили по стволам щеткой, под деревьями, как будто бы тоже в побелке, гуляли в саду гуси.

Все подсвистывает кругом, и гогочет, и трубит, тенькает, кукарекает, кудахчет.

Белье, и такое бывает весною, подморозит. В пододеяльник прищепки даже вмерзнут. Рубашка из-за пыльцы станет желтой.

В лужах пыльца, и в пыльце усы зверей. Звери пьют и в пыльцу свои усы окунают. Пыльца с усов течет.

«Помогаешь» животным линять, снимаешь во время линьки с них вылинявшую шерсть. Все вольеры, как ни пройдешь весной по зоопарку, в комочках, клочках шерсти.

Тополиный пух, шерсть — все кругом летит. Вероника перед стиркой карманы в наших куртках проверит, а там шерсти!

Поля и убегающий луч. Поля, ненадолго освещенные закатным солнцем. Когда луч отодвинулся уже от тебя и бежит, бежит, бежит, и огромная тень накатила на поле очень быстро.

Поля с кротовьими бугорками и холмами. С дырками на земле от путей полевых мышей, с узорами от их зимних подземных переходов.

Ходили с Вероникой весной вдоль реки Великой, небо было огромное и синее. Замерев, верещали в небе жаворонки. Тропинка над речкой петляла, шла извилисто.

В полях молодая трава пробивалась. Многие поля были выжжены, но трава постепенно пробивалась.

Под ногами потрескивал лишайник. По нему приятно идти, чувствуя под подошвами потрескивание.

Блики солнца уносились водой, лучи солнца отражались в реке и разносились очень быстрым течением, но не прогревали тогда еще воду, не пробивались настолько в глубину.

Слышно было, как у рыбаков на спиннинге перематывается катушка. Лодки с рыбаками встречались бортами, разъезжались.

Старая железнодорожная насыпь-узкоколейка возвышается недалеко от нашего дома над полями и соединяет своим невидимым поездом деревни и сады. Там все шпалы и рельсы заросли. И мы часто по насыпи гуляем.

На насыпи быстрее всего тает весной снег. На насыпи быстрее всего весной расцветают верба, ольха, ива. Стволы тонкие, ты идешь и деревья раздвигаешь.

Если холм возле озера, на вершине всегда обязательно кострище. Постоишь и посмотришь на простор. С высокого холма очень часто виден полет ястреба.

В безветренных лесах мы садились у оснований нагретых солнцем сосен. И у нагретых берез.

Неожиданно почувствуешь: река где-то рядом, но ее пока не видно. Увидишь аиста и невольно потянешься к нему.

В зоопарке каждый занят уборкой, уборкой, а на прогулках мы вместе. И без этих прогулок, без наших общих прогулок с Вероникой и Андреем моя жизнь здесь была бы неполной.

Веронику укусила недавно гадюка за сапог. Капельку яда было видно. Вероника стерла капельку яда с сапога комочком сухого мха, и мы опять пошли бродить по холмам, подниматься на них и потом спускаться.

А во время огромных разливов, когда вода заливает участок, лебеди, гуси в воде плещутся, утки подбегают к воде и плещутся и воробьи подлетают к маленьким лужам и купаются, нерадостно только косуле Даниилу.

Его вольер весной сильно подтапливает, и, пока вода не спадет и не уйдет, он, окруженный подступившей водою, не сдается, живет на «островке». Жмется на пятачке своей суши. Лень мочить копыта. Вода понемногу отступает, и родные владения к косуле возвращаются.

Ляля, наша обезьяна-верветка, живет зимой на печке. Летом — на улице, а зимой — на печке (хотя у нас и калориферы современные, и лампы люминесцентные, и ультрафиолетовые, и согревающие — все есть).