Владислав Баяц - Хамам «Балкания»

– Я сделал их перед строительством. Теперь они устарели. Если бы вы только знали, какое это великое чувство – видеть то, что будет жить в веках благодаря воплощению мечты! Теперь мне и умереть не страшно.

Баица угадал. Синан действительно пришел, чтобы поделиться с ним радостью первого, как он сказал, «мирного» дела, но не перед тем, как приступить к нему, а по его завершении. Это была великая победа. Без мертвых. Баица мечтал, чтобы и войны заканчивались именно так.

Созиданием, а не разрушением.

В соответствии с предыдущим разговором «об удалении от мертвых» я попытался иначе понять прочитанное Памуком и первоначально истолкованное мною предложение хрониста, в котором говорилось: «…все прочее подверглось разорению или пало под саблями». Это «пало под саблями» я понимал преимущественно как убийство, но это не обязательно было именно так. Позже мне пришло в голову, что это понятие могло означать и «овладеть», «взять под свое владение», а может, и еще что-то. В этом случае автор пытался соригинальничать, а не скрыть с помощью языка еще одно проявление жестокости.

Памук поздравил меня с добрыми намерениями, но не без насмешки. Понятное дело: с помощью языка я пытался несколько наивно оправдать поступки, какими бы они ни были. Тем не менее совершенно очевидно, что действия были убедительнее слов. Слова можно было использовать как лжесвидетелей: в таком случае истина и ложь равны на чашах весов.

Но раз уж речь зашла о насмешках, то у меня тоже оказалось в руках оружие.

Памук, хотел он того или нет (его не спрашивали), в середине 2006 года (точнее, 3 мая) вляпался в излюбленную американскую игру цифр, попав в не совсем обычный список журнала «Тайм» «Сто самых влиятельных личностей» мира где-то между Джорджем Бушем и Боно Воксом. Мне кажется, он оказался единственным писателем в списке!

– Как ты защитишься от подобных громких публичных заявлений, если можешь повлиять на них только задним числом, и то только в тех случаях, если твоим мнением вообще поинтересуются? И когда твое мнение уже не будет никому интересно, особенно если оно не совпадет с тем, объявленным. Хотя, может, оно и не слишком запоздает?

Я спрашивал его об этом так подробно и немного риторически, потому что факт был довольно свежим: список был напечатан незадолго до его поездки в Сербию.

– Юмором, – ответил Памук. – Попытаюсь быть остроумным. Разве не об этом меня расспрашивали журналисты в Белграде: почему я не задержался на пару дней в Америке и не отправился на прием по этому случаю, раз уж был там? Если ты помнишь, я ответил им, что запланировал поездку в Белград! Ведь это было именно так, к тому же и остроумно.

– Точно. Но ведь интересно, что тебя вставили между двумя «борцами за справедливый мир», тебя отнесли к ним. Впрочем, о различных методах этой борьбы каждого из них можно было бы и поспорить.

– И спорят. Даже методы лидера группы U2 часто подвергают критике. Те, кто не может сказать ничего хорошего об американском президенте, осуждают Боно за встречи с ним. И это понятно. Хотя, может быть, тот хитрит, зная, что без первого человека самой мощной державы мира невозможно достичь задуманного. Я же – совсем другое дело. Мои слова слушают и читают с особым вниманием, но я не строю иллюзий по поводу своего влияния и в первую очередь своих возможностей влиять на ход событий. Может, я просто придаю отваги другим людям, произнося вслух некоторые их неизреченные мысли, которые, даже если бы они открыто высказались, никогда бы не стали достоянием общественности.

– У тебя нет возможности влиять непосредственно, но заметно, что ты воздействуешь опосредованно или твое влияние сказывается позднее. Ты не обладаешь рычагами, но ты предлагаешь их. Возможно, это частично освобождает тебя от ответственности. А это не так уж и плохо. Но в этом есть и обратная сторона: тобой могут злоупотребить те, кому этого захочется. От их притязаний невозможно защититься. Всему есть своя цена.

– К великому счастью, у меня нет серьезных задумок изменить мир, равно как и нет желания осуществить такие перемены на практике. Мне и без того приходится расплачиваться за менее серьезные мысли. Счета мне предъявляют с разных сторон.

– Я бы сказал, что тебе предъявляют их со всех сторон.

Я подавил в себе желание перевести разговор на политику, припомнив прекрасную защиту Памука от нее: «Политика мне скучна!» Как бы надменно это ни звучало, от кого бы оно ни исходило, такое определение политики просто блестяще. Оно отправляет политику туда, где ей и место: к полезной, необходимой деятельности, но подальше от творческой сущности, как источника движения человека вперед.