Наринэ Абгарян - Симон

Мать и сестра жениха, придавленные подобным размахом и стесняясь своего простецкого вида, старались особо не попадаться публике на глаза. Бениамин, опрометчиво отдавший на откуп семье невесты организацию празднества и на дух не переносящий вычурно-показное, терпел, стиснув зубы. Софья, обворожительная и юная, в роскошном платье, с шелковой лентой в красиво уложенных каштановых волосах, в атласных высоких перчатках и тяжеленных жемчужных браслетах, выглядела словно сошедшая со страниц модного журнала картинка. Бениамин, боясь показаться смешным, любовался ею украдкой. Но, надевая на палец кольцо, не удержался, поцеловал ее сначала в тыльную сторону кисти, потом, бережно развернув руку, – в ладонь. Она рассмеялась и ребячливо чмокнула его в щеку.

Первая брачная ночь случилась спустя почти месяц после свадьбы. Молодая жена упорно отказывалась ложиться с мужем в одну кровать, объясняя это собственной неготовностью. Она действительно была не готова к тому, к чему себя по глупой восторженности приговорила, и догадалась об этом еще до того, как переступила порог мужниного дома. Когда свекровь по заведенной традиции подложила под ноги новобрачным тарелки, чтобы они расколотили их ударом каблука на счастье, Софья охотно это сделала. Но, как только осколки разбитой тарелки разлетелись по сторонам, она с отчетливой ясностью осознала всю скоропалительность и бессмысленность своего поступка и ужаснулась его необратимости. Обернувшись, она поискала в толпе мать и по выражению ее лица поняла, что та догадывается о ее сожалении. Если бы мать подала знак или хотя бы улыбнулась, Софья кинулась бы к ней, расталкивая людей, и попросила увезти домой. Но она этого не сделала – не посчитала нужным или не поняла немой мольбы дочери. По обеим сторонам от нее стояли сыновья, старшие молчали, младшие что-то оживленно обсуждали, посмеиваясь. За спиной маячил отец, неслышный и нерешительный, думал, по своему обыкновению, о чем-то отвлеченном. Казалось – родным теперь нет дела до нее. «Очень надо», – подумала обиженно Софья и с тяжелым сердцем переступила порог своего нового дома.

Хозяйкой она оказалась совсем никудышной – ни приготовить, ни прибраться, ни постирать не умела, а постельное белье выглаживала до того плохо, что, по заверениям недовольной свекрови, на нем больно было не то что спать, а даже думать о перспективе сна! На ее претензии Софья смотрела сквозь пальцы – бухтит, и черт с ней. Иногда, правда, не вытерпев, огрызалась – не видите, что я стараюсь?!

– Значит, плохо стараешься! – сердилась свекровь, перемывая за ней посуду. Софья фыркала и, протирая кухонным полотенцем мокрые тарелки, представляла, как опрокидывает на крохотную и взъерошенную, смахивающую на потерявшего в неравном бою корку хлеба воробышка свекровь кадушку муки. Не сдержавшись, отворачивалась и прыскала в ладонь. Свекровь, заподозрив неладное, задирала голову – разница в росте у них была внушительная – и окидывала ее снизу вверх колючим птичьим взглядом.

– Смеешься надо мной?

– А то!

Глаза свекрови полыхали трезубцами молний.

– Вот ведь паршивка! – хлопала она себя по тощим бокам мыльными руками.

Входящие в привычку перепалки, пока достаточно безвредные, грозились со временем войти в привычку и превратиться в незатихающие военные действия. Софья из-за молодости об этом не догадывалась, а вот Бениамин отлично понимал. В разборки женщин он не встревал, но каждую по отдельности увещевал быть снисходительной к другой, используя один и тот же довод – возраст.

– Какой смысл спорить со старой женщиной? – совестил он разобиженную Софью. Та какое-то время дула губы, но потом соглашалась – и правда, чего это я! Садилась к нему на колени, копошилась, отойдя, чего-то принималась рассказывать – о работе, о модных фасонах, о том, что наконец-то научилась шить брюки. Чего же там такого сложного, раскроил и сшил, подначивал он, и она моментально заводилась – вот попробуй сшить, и мы посмотрим, что у тебя выйдет! Он сжимал ее в объятиях, целовал – долго, дольше, чем хватало дыхания, она с готовностью отвечала ему, обнимала, прикасаясь губами к горячей выемке на шее, шептала нежные слова, задирала кофту, позволяла ласкать себе грудь, но когда рука мужа скользила ниже – решительно ее перехватывала.

– Я так долго не продержусь, – жаловался Бениамин.

– Скоро, обещаю, скоро, – умоляла она. Он, расстроенный ее неподдельным страхом, уступал.