Ян Росс - БАСАД

— Разве реально уложиться в такие сроки?

— Не, погоди. Я еще про дерьмо не закончил. Вся моя аспирантура походит на американские горки. Только из дерьма. Сперва я вкалываю на добровольных началах, потом меня не принимают по-человечески, а берут на испытательный срок — отдельное спасибо предыдущему научруку. Потом выдвигают на престижную стипендию, выбирают представителем всего института… пара недель затишья и… Та-дам! Заваленный курс, грозят отобрать аспирантскую стипендию и вызывают на разбирательство на кафедру.

— А при чем тут твой прошлый научный руководитель? Ты о нем не рассказывал.

— Ну, это отголоски прошлой жизни… до того, как я стал ходить к тебе и еженедельно исповедоваться.

— А подробнее?

— Да, пожалуйста, — тоже чудесная история. И опять о дерьме. Профессор Ван Виссер… впрочем, у него совершенно непроизносимая фамилия, звали его Пини. Когда я заканчивал магистратуру, он прозрачно намекнул, что если не пойду к нему в аспирантуру, могут возникнуть сложности с защитой. — Я нервно рассмеялся. — Половину своих магистрантов он действительно заваливал, так что это не был голословный ультиматум.

Пини — это тот, который прозвал сам себя пиписькой, а меня держал за придворного шута.

— Помариновал меня в подвешенном состоянии, а через месяц подкатывает: «Пойдем, — говорит, — в паб, потолкуем о будущем в неформальной обстановке. Мы вместе преодолели долгий путь…» И там — в пабе — принялся лапшу на уши развешивать, я-де прекрасный аспирант, бла-бла,.. и он хочет, чтобы я остался. Давай, мол, составим четкий договор и не будем повторять былые ошибки. Я, конечно, не стремился еще лет на пять к нему в рабство, но куда денешься. Подписал он мои условия, я защитился, поступил в аспирантуру, и в течение нескольких месяцев он отменил один за другим все пункты договора. Я ему документ сую, а он: «Видно, многовато выпил. На трезвую голову я бы на такое никогда не согласился».

— И что ты сделал?

— Ушел, а что оставалось? Профессор Басад, то есть Шмуэль, на Бога стрелки переводит, а Пини — на пиво. Совесть, что ли, ампутируют, назначая профессором? Короче, пришлось возвращать стипендию. Удовольствие, прям скажем, ниже среднего.

— О'кей, а сейчас-то что?

— Сейчас прошло десять лет, я в Технионе не светился, чтобы все улеглось. Дерьмецо повыветрилось… — я злорадно усмехнулся. — И вот… принимаюсь искать нового руководителя и натыкаюсь на Пини. А он уже все пронюхал и снова заманивает к себе. И как только я начал работать в лаборатории Шмуэля, Пини накатал семистраничное письмо: мол, я не достоин быть аспирантом, и не поленился — приперся на мой факультет и собственноручно вручил декану.

Я выбился из сил и уставился в мутную дождевую взвесь за окном.

— Очень тебя понимаю, — сознательно занижая тон, проговорила Рут, — но давай вернемся к сегодняшним…

— Семь страниц, я не шучу… Уродище! — вспылил я. — Ты понимаешь, вообще? Дважды заманивать к себе, а потом утверждать, что я недостоин. Мало запороть мне одну аспирантуру… Нет, он сводит счеты десятилетней… эм… древности. Где такое видано?

— Все?

— Нет, почему?! Могу продолжить: дерьмо — ресурс неисчерпаемый.

Повисла напряженная тишина.

— Ян, ты не оставляешь другим людям никакого пространства.

— Какого пространства? Кому? Пини?

— Погоди,.. да, и Пини тоже. Но постой, не взрывайся, я хочу что-то объяснить. В своем стремлении к точности — во всем: в поступках, в словах… в бескомпромиссном педантизме… ты всегда оказываешься прав и не оставляешь другим места для мельчайшей ошибки. Но эта правота ни к чему не ведет. Ты упиваешься ею, а люди этого не выносят. Слишком тяжело вечно оказываться виноватым. Невыносимо. Ты душишь окружающих своей правотой. Подавляешь. Жизнь — это не суд. Постоянное моральное превосходство приносит лишь горе и разочарования.

— Ага, замечательно! Значит, мне следует побольше косячить? Чтобы всем стало легче?

— Ты и мне места не оставляешь. Это невыносимо. Я задыхаюсь!

— Да, ты уже объясняла, что я невыносим, — усмехнулся я. — Думаешь, не догадываюсь? Догадываюсь. Что тут нового? А, ну да! Теперь еще и ты. Поздравляю! Наконец-то у нас консенсус. Я и сам себя с трудом выношу.

Что это с ней сегодня?.. «Я задыхаюсь!» Как-то ее заносит. Хотя надо признать, я уже порядком достал ее в последние месяцы. Достал непрекращающимися однообразными жалобами, отчаянием и ненавистью ко всему окружающему. Да и она раздражала меня, регулярно отстаивая противоположные точки зрения и, что бы я ни говорил, утверждая, что, на самом деле, все хорошо. От этого моя способность понимать и принимать это ее заведомое и безоговорочное «все хорошо» только снижалась. Я спорил и протестовал. Но она отделывалась общими фразами о том, что все мы всего лишь люди, а людям свойственно ошибаться, и тому подобное. Это еще больше выводило меня из равновесия.