Дмитрий Бавильский - Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Жан Жене. «Дневник вора». Пер. Н. Паниной Типология центра

Если все не охватишь, логично начинаешь с центра. Чаще всего этим города и заканчиваются (особенно небольшие, на которые судьба и планирование отвели пару часов или день в лучшем случае), так как все важные здания сосредоточены на одной площади.

Самые эффектные и затейливые (и потому интересные туристу) знаки религиозной власти грибницей кучкуются вместе – Дуомо, кафедральный собор (иногда тут же, по соседству – церковь-дублер), колокольня, дворец архиепископа и баптистерий.

Иногда к ним примыкают дворцы правящей семьи, как в Урбино и в Мантуе, иногда фамильные резиденции образуют альтернативный городской центр.

В некоторых случаях, когда города проходили через эпохи народовластия, возникают еще и отдельные площади республиканского правления, как в Сиене – с ратушей Палаццо Публико и рыночной площадью.

Вот Муратов, не стесняясь, пишет, что его интересовали в основном Дуомо и их окрестности, а на все прочее он почти не обращал внимания. Некогда было. Город не понимается как лес, но выбирается наиболее светлая и большая опушка, ради которой и затевался пикник.

Такой подход я называю для себя «искусство для искусства», он вполне понятен для человека, определившегося с приоритетами: такому путешественнику (не в осуждение говорю, но ради констатации) интереснее всего главные достопримечательности из путеводителя, так как именно бедекер фиксируется на самых важных и знаменитых культурных объектах.

Вполне понятная логика схематизации и упрощения, делающих цель в городе зримой. За нее цепляешься, как за «спасительную землю». Впрочем, в Урбино я был еще слишком новичком и растерял набор «обязательной программы», покоренный (или подавленный) «городом дворца» (городком в табакерке) – первым таким архитектурным муравейником, выпавшим на пути.

Далее будут замки в Ферраре, в Мантуе и в Павии, где на него, правда, уже не хватит времени и сил. Но первый-то (читай: самый настоящий) навсегда останется для меня в Урбино. Желание быть городом

Однако подлинное желание всегда шире и рассеяннее, с кондачка его не схватишь: искусство не цель, но средство, удобный пользовательский интерфейс, помогающий войти внутрь для каких-то дополнительных и специфичных переживаний города.

Более другого хочется проникнуться им, впустить в организм, чтобы по принципу взаимообмена и самому немного стать этим городом.

Нынешняя поездка предполагает 35 вариантов видов на чужое счастье. Ведь если у туриста нет никакой (даже гипотетической) возможности стать жителем Урбино или Перуджи, которая теперь на очереди, то, пока ты рядом, можно попытаться укрыться Урбино или Перуджей, точно шкурой неубитого медведя. Впитывая и неосознанно воспринимая его излучения, звуки, структуру улиц и площадей, будто бы вписывающихся на время визита в химсостав обмена веществ.

Границы тела и его окружения из-за этого начинают рассеиваться, становиться подвижными, плыть вместе с телом. Кажется, это высшая форма «признания» места – сгорбиться городскими воротами, отделяющими центр от борги, подобрать походку в такт брусчатке или логике бесконечного спуска с холмов. Разобрать во вкусе местной воды специфику места. Услышать, что сердце совпало с имманентными токами городского кровоснабжения, несущего кислород по органам, составившим его карту-схему как отдельную единицу измерения. Бонфуа рассуждает о чем-то весьма схожем:

Что же это в самом деле такое: чувственный мир? Я назвал его городом, ибо наша мысль недостаточно внимательна к тому, что бытие погружено в видимость, а видимость всегда слишком пышна и потому становится для нас подлинным наваждением, – даже если речь идет о развалинах, о самых скромных, невзрачных вещах… 46

Чаще всего запоминается не что-то конкретное извне, но вот это мышечное усилие совпадений. Мгновения пересечений, случающиеся не так часто, как хотелось бы. Оттого-то так усиленно их выкликаешь, сублимируешь, окликаешь и ждешь.

ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ.

УМБРИЯ И НЕМНОГО ТОСКАНЫ

Перуджа. Ассизи. Сполето. Орвьето. Сансеполькро. Монтерки. Ареццо

И если с трех сторон от Сиены природа разместила жителей Флоренции, Вольтерры, Ареццо и тех, кто живет неподалеку от горы Амиаты и болот Мареммы, то восточными соседями она сделала жителей Перуджи. Они-то и являются единственными на свете друзьями тосканцев. Вдохновение, задиристость, горячая кровь, ушки на макушке, крепкий нос и волосатые руки – все это у них от тосканцев. Ну, что-то получше, что-то похуже.