Дмитрий Бавильский - Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

***

Впервые я узнал о Болонье из-за теракта на железнодорожном вокзале 2 августа 1980 года. У нас еще Олимпиада не закончилась, когда в Болонье от смеси гексогена и тротила погибло 85 человек, 200 было ранено. Самый крупный теракт в Италии за послевоенные годы. До сих пор помню картинку (вид сверху) в программе «Время».

«Красные бригады», масонская ложа «П-2» – вот тогда я узнал и о вольных каменщиках, и о левых радикалах, и о терактах тоже я узнал именно тогда – что есть в мире еще и такое. Поразился так, что помню до сих пор.

Это был точечный информационный ожог, подвывающий до сих пор, раз я прогуливался сегодня в толпе не без опаски. Хотя люди вокруг совершенно безмятежны и раскованны почти как дети.

Не знаю, как это объяснить, но память мифологизирует не только собственное прошлое. За эти годы зарубка от инфотравмы превратилась где-то внутри в окалину, в металлическую стружку, которую я ощущаю, бессознательно пытаясь разглядеть следы происшествия где-нибудь на стенах зданий 142. Или же таким образом оправдать их загорелость, прокопченность.

Мы до сих пор не знаем, как информация внутри нас живет и работает.

Иногда – вот и таким непонятным образом, и страшно думать, как могут раскрыться мегатонны информационного говна, вываливающегося на нас теперь круглосуточно и круглогодично.

Да, нелегкая это забота – быть чужим на городском празднике.

Сходив в Сан-Стефано, исполнил последний долг перед гением места.

В центре города шумные толпы разогнали туман, и город стал, наконец, немного отчетливее.

Однако переезжаешь на тринадцатом троллейбусе мост через речку Рено и вновь попадаешь на кисельные берега. Внутрь сфумато. Сан-Стефано

Связка из семи древнейших бенедиктинских церквей Болоньи находится совсем близко к центру, в двух шагах от родимого пятна площади с падающими башнями, но оставляет ощущение загородного монастырского комплекса где-нибудь в полях, такая здесь тишина.

Хотя ворота церкви Распятия открыты настежь, зайти может любой желающий (ну и заходят, внутри полно посетителей). Но перед передним собором, принимающим город и его людей на себя, словно бы невидимая четвертая стена, за которой лишь благолепие, душеподъемность и травка, пробивающаяся сквозь булыжники.

Сан-Стефано у меня не было в планах, но друзья настояли – гений места-де проявляется здесь во всей полноте переживания. Пошел проверить.

Я много читал о Сан-Стефано в дневниках католических туристов и представлял, что это прежде всего паломническое место с мощами святых и архитектурными святынями. Оказалось, что это и вправду «атмосферное» место, даже слишком атмосферное, оттого похожее на декорацию к какому-то историческому фильму, такое оно правильное с точки зрения антуража, темных галерей, освещаемых свечами, живописных закутков и тупичков с иконами, спокойного клуатра с полустертыми могильными плитами, вмурованными в стену. Все это, разумеется, кривое, асимметричное и веками разношенное. Конечно, не декорация, но достойное, аутентичное и оттого простое.

Подлинную простоту я очень ценю.

***

Раньше здесь стоял храм Изиды, но позже идеология победившей религии и первый же болонский аббат Петроний, живший в V веке, изменили смысл этого места. По идее Петрония, Сан-Стефано строили копией иерусалимского храма Гроба Господня, соединенного с церковью Святой Троицы (она же – Голгофа, она же – Мортириум) двойной галереей; сейчас, также в подражание иерусалимскому первоисточнику, пространство между ними называется «Портиком Пилата». Далее (в Х веке) построили церковь Святых Виталия и Агриколы, которых перенесли сюда из Милана. А потом строительство вновь прервалось на века. Когда его возобновили, иерусалимские святыни, связанные с жизнью и воскрешением Христа, оказались разрушенными и восстанавливали их уже в ином виде, ибо копировать отныне было нечего, а новый храм Гроба Господня бенедиктинцы копировать не стали.

Ну то есть заходишь с улицы в церковь Распятия, она вроде обычная, но и странная немного – с лестницей, ведущей прямо в алтарь, и пятинефными криптами-молельнями под алтарем (притом что сам храм однонефный, серый и окидывается взором сразу же) с мощами святых. Все они отгорожены стеклом, но туда можно войти. Справа от алтаря тоже рака с мощами, но поверх останков нацеплена маска девочки, поэтому кажется, что в реликварии лежит кукла.

Народ здесь особо не задерживается, сразу же подтягивается к двери слева, за которой таинственный полумрак – тянет-потянет из церковного комплекса, – мгновенно попадая в восьмиугольный каменный барабан храма Гроба Господня, внутри которого за 12 колоннами стоит копия или, точнее, болонская вариация на тему Кувуклии (современный иерусалимский вариант все хорошо знают хотя бы по репортажам о схождении Благодатного огня под Пасху). Долгое время место, изображающее гроб Христа, хранило мощи святого Петрония, пока их не перенесли в Сан-Петронио, куда я наведывался, считай, неделю назад.