Дмитрий Бавильский - Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах

Именно поэтому там со мной произошло маленькое шпионское приключение. К вилле ведет широкая аллея, на которой все паркуются и гуляют вечер воскресенья, за аллеей – обрыв с виноградниками и видами на тосканские холмы, что само по себе стоит любого музея: их разглядеть-то из-за многоукладности крайне сложно, а описать и подавно.

Разумеется, я начал искать калитку входа в музейный садик, но все было закрыто, хотя по центральной лоджии ходили люди в белом. Значит, музей открыт и всего делов-то найти билетную кассу. Кассы нигде не было видно, и тогда я стал обходить Фердинанду слева – там, врытый в землю, впритык к вилле, разместился четырехзвездочный отель.

Я прошелся по его галереям в сторону виллы (изнутри он оказался совсем уже «эксклюзивным», встроенным в край холма) и легко вышел на поле перед фасадом, где стояли столики, а за столиками сидели и общались какие-то люди. Судя по логотипам у входа и в разных помещениях дворца, только-только начался международный конгресс (я даже встретил одного хлопчика в майке, на которой было написано «Газпром») или конгресс только готовился, потому что, когда я зашел внутрь виллы и поднялся на второй этаж, в конгресс-холле еще отстраивали аппаратуру и всюду были раскиданы коробки и упаковки, говорящие о том, что подготовка в самом разгаре.

Я заглянул в гостиный зал, где повара сервировали столы, техники настраивали микрофоны, повсюду ходили технички с ведрами и «лентяйками», стояли ящики с минеральной водой и, например, связками авторучек с одинаковыми логотипами. А когда-то здесь висели картины Тициана и Караваджо. «Вилла ста каминов» – лебединая песня Буонталенти, решившего на старости лет сделать обобщенный образ одновременно всех вилл Медичи в «одном флаконе». Именно поэтому Фердинанд I заказал живописцу Джусто Утенсу для оформления ее торжественных залов серию из 17 люнетов с видами разных загородных домов, принадлежавших благородному семейству (теперь все те рисунки и изображения, что сохранились, показывают в Музее истории Флоренции, ну а сами картины, дошедшие до наших времен, переехали в Галерею Палатина и в Уффици), выполняющих роль кадастра – все их, конечно же, видели в книгах по истории Возрождения.

На меня никто не обращал внимания. Во-первых, все заняты делом, во-вторых, если человек ходит здесь и фотографирует, значит, так надо. Он (то есть я) тоже делает свою работу. Вот и люди на лужайке, занятые совершенно трезвым общением, даже не смотрели в мою сторону, хотя я спустился из главной лоджии по парадной лестнице, построенной в 1930 году, и пошел смотреть тылы.

За Фердинандой стояли автомобили и клали газон. Небольшой парк, дальше обрыв, косогор, вековые деревья. У Фердинанды удивительная судьба. Для охотничьих игр Медичи устроили вокруг нее заповедник, в 1782-м ее продали. Перепродавали и перестраивали много раз, а в 1944 году в «сто каминов» попала бомба или же это был артиллерийский обстрел, реставрация длилась всего год, значит, деньги у хозяев водились немалые, хоть роман пиши.

Последние владельцы продали «Виллу Артимино» в 1979 году, и тогда тут решили устроить археологический музей, но, видимо, не сподобились. Теперь вот все эти камины докатились до бонуса при отеле на территории этрусского поселка. Главное, что каминная снова жива и неплохо для своих лет выглядит. Время и город

Одним из важнейших открытий этого тура оказывается проявление закономерности между временем, потраченным на тот или иной город, и «эхом», которое он дает.

Внутри городов «выходного дня» существует лишь один иероглиф однодневного маршрута, но стоит задержаться здесь чуть дольше, и территория начинает раскрываться с новых ракурсов и сторон. Блистать оттенками и полутонами. С наскоку можно обнаружить и переварить лишь самые лакомые и заметные куски, сермяга фундаментальности начинает подтягиваться чуть позже. Причем относится эта пропорция не только к «общепризнанным туристическим центрам», но к населенному пункту любой степени проработанности историей и культурой.

Как раз вполне вероятно, что главные паломнические пунктумы, подобно мази Вишневского, оттягивают все стороннее внимание на себя, оберегая аборигенов от нашествия неспокойных. Тогда как вся эзотерика скапливается в углах застоя, далеких от чужого внимания. Кроме того, более тонкие материи требуют и более изощренного зрения, и гораздо более тонкого инструментария.

Тут, впрочем, можно долго еще вышивать крестиком, поэтому итожу.