Ян Козак - Гнездо аиста

— Раньше мы этого делать не могли, — сказал Иван спокойно. — Но и теперь нам будем нелегко. И работы и заботы будет вдоволь.

Он повернулся к Павлу:

— На это уйдет пять рабочих дней. Участки все маленькие и далеко друг от друга.

— Мы учли это, — сказал Павел. — И, насколько возможно, распределили очередность в зависимости от того, где расположены участки. Потому и задержались.

Иван кивнул и продолжал изучать список. Павел смотрел на Эву. Она похорошела и словно помолодела. Вот теперь она счастлива, подумал он. Да, есть вещи, которые для одних не значат ничего, а других наполняют радостью.

И вдруг его охватила мучительная тоска по Илоне. Целый день он пытался забыть о ней, заставлял себя думать только о работе. Хотел заглушить горечь утренней встречи. Потому он и вечером согласился корпеть вместе с Демко над этими чертовыми бумагами. Ему надо было отвлечься от мучительной боли, от этой открытой раны. Когда он смотрел на радостную Эву, то сильнее ощущал тоску по Илоне.

— Что с тобой, Павел? — спросила Эва.

Он вздрогнул.

— Да все нет конца заботам.

Иван отложил наконец список и сказал задумчиво:

— Посмотрим, как это на них подействует. Завтра с ними поговорим.

— Я бы поехал утром вместо тебя, Иван, — выпалил Павел, с трудом преодолев смущение, которое им вдруг овладело. — Мне нужно, понимаешь, у меня есть кое-какие дела в городе. А ты хоть раз как следует выспись.

— Ты когда хочешь ехать? — Иван запустил пальцы в свои растрепанные волосы.

— Часа в три, как только рассветет.

— Я имел в виду, когда тебе нужно быть в городе?

— Мне надо быть к обеду.

— Ну хорошо, я сменю тебя в девять, — он зевнул. — А теперь ступай спать.

— Иду, иду, — кивнул Павел и вышел.

Стояла тихая звездная ночь. Пройдя несколько шагов вдоль изгороди, он остановился. Влажный апрельский воздух был пропитан резким и чуть терпким благоуханием земли, смолистым ароматом досок, промокшей ободранной коры и молодой травы. Откуда-то несло перегноем и сладковатой затхлостью проветриваемого погреба. Павел задумчиво вслушивался в тишину, но не слышал ничего, кроме отдаленного слабого шума ручья. Ни одно окно не светилось, и, когда его глаза привыкли к темноте, он стал различать очертания домов, жерди забора и колья, подпирающие стволы фруктовых деревьев.

Потом он стал прислушиваться к птицам: в небе почти бесшумно пролетела сова, похожая на мимолетную, ускользающую тень. Павел скорее чувствовал, чем слышал ее полет.

Он вздрогнул и слегка улыбнулся. Вот так же внезапно и тихо налетело на меня и это… Илона…

Когда около девяти часов утра Иван сменил его на тракторе, Павел заскочил домой переодеться. Автобуса не было, и пришлось вытащить из сарая велосипед. На этот раз перед входом в поликлинику он не увидел никого, если не считать старика в барашковой шапке, сидевшего на ступеньках. Павел огляделся, слез с велосипеда и поставил его у садовой ограды.

Было около одиннадцати, больных оставалось немного. В коридоре пахло карболкой, на стенах висели плакаты Красного Креста, лозунги и медицинские советы. Павел прошел мимо белых, уже облупившихся дверей лаборатории и, поколебавшись минуту, остановился возле двух угловых дверей. На обеих была одинаковая надпись: «Приемная». В какую же дверь войти? Где может быть Илона? На левой двери пластырем была приклеена табличка, на которой тушью на белой бумаге было написано: «Доктор П. Моравчик». С правой двери на него глядело другое имя: «Доктор А. Поляк». Он попытался вспомнить, о ком из них упомянула Илона вчера. Кто же это был?

Павел вошел в левую дверь.

Комната выглядела уныло, в ней молча сидели пять пациентов. Когда он вошел, они подняли головы и посмотрели на него. За то время, что им пришлось тут ждать, они уже давно изучили друг друга, а Павел, как вновь пришедший, вызывал любопытство. Среди больных он казался себе самозванцем. Окно приемной было закрыто, и в душном воздухе стоял запах бинтов, пропитанных мазями, и карболки.

Павел смутился. В присутствии этих людей ему придется… Нет, лучше он подождет, пока до него дойдет очередь. Илона его увидит. Перед ним пять пациентов, значит, пять раз откроются двери кабинета и пять раз он увидит Илону. Конечно, явится еще какой-нибудь пациент. Один он тут не останется. Черт возьми! Как раз в этот момент дверь приемной отворилась. У человека, севшего на соседнюю скамью, было красивое лицо и полные улыбающиеся губы. Но у Павла он сразу же вызвал неприязнь, он мешал ему.