Ян Козак - Гнездо аиста

Трезвонили телефоны. У Павлины был длинный список разных поручений, все время кто-то приходил, что-то спрашивал. В Мальчицах, Оборине и Фалькушовцах тоже разбирали обобществленный скот. Значит, и там, значит, и в других местах началось. В один и тот же день. И в Чичаве тоже, снова в Чичаве…

Петричко совсем растерялся. Революция в опасности.

Наконец появился Бриндзак.

Он пришел вместе с Галушкой, одетым в форму поручика КНБ, и с начальником районного отдела милиции Гашпаром.

— Заходи, — сказал Бриндзак, — все нам расскажешь.

Бриндзак выглядел осунувшимся, на нем, как всегда, были широкие вельветовые штаны, клетчатая рубаха и старые пыльные ботинки. Он пристально посмотрел на губы Петричко.

— Возьми машинку, — сказал он Павлине.

Она теперь часто переносила свою пишущую машинку к нему в кабинет. В приемной было очень беспокойно, она то и дело вскакивала, звонили телефоны, а люди, ожидавшие приема, сидели у нее чуть ли не на голове. Уже несколько дней она слышала только злые, хриплые голоса. Бриндзак нервничал. Павлина почти физически ощущала вокруг себя атмосферу неуверенности. Теперь она печатала на машинке то, что Петричко рассказывал о Трнавке, и его рассказ приводил ее в отчаяние. Сколько раз она говорила себе: не твоего ума дело, знай себе стучи на машинке. Но не думать, а только стучать на машинке она не могла.

Павлина ждала, рассматривая рыжее пятно на зеленом сукне стола: это было пятно от пролитого кофе. Тогда, при Гойдиче, она пыталась его оттереть, но только размазала, и образовался еще беловатый круг. Гойдич. Она бы отдала год жизни за то, чтобы теперь тут сидел он. Павлина ни разу не видела его с тех пор, как он ушел, и однажды, расхрабрившись, пошла его навестить. Ей хотелось сделать ему сюрприз и посмотреть на его новую квартиру. Но Гойдича не было дома. Квартира на Гедвабной улице, куда его переселили, оказалась маленькой и сырой каморкой. Павлина с ним так и не увиделась, но из-за этого визита у нее были неприятности. И откуда Бриндзак узнал?

Собственно говоря, это даже нельзя было назвать неприятностями. Он только дал ей понять, что ему известно о ее попытке увидеться с Гойдичем. Презрительно улыбаясь, он пристально смотрел на нее глазами-щелочками. Оставшись одна, Павлина расплакалась. Разве она совершила что-то недозволенное? Разве она не болеет за их дело? Никогда бы она не стала тут работать, если бы не верила в него.

Другие девушки давно гуляют у Лаборца, а она все еще сидит тут. Сколько раз она здесь ночевала, когда ей приходилось стучать допоздна на машинке или дежурить у телефона. Только по воскресеньям она была свободна. По воскресеньям она убирается дома, стирает отцу и братьям — матери у них давно нет.

Павлина встала и зажгла лампу.

Бриндзак на нее никогда не кричал. Только, прищурясь, скажет что-нибудь приглушенным голосом, а у нее деревенеют губы от страха и пересыхает во рту. Она презирала его и боялась. Ей не стало легче, когда она поняла, что такие чувства он вызывает не у нее одной.

Павлина слышала; люди уже шептались о том, что сняли Врабела. Секретаря областного комитета. Так, значит… У нее даже дух захватило, когда она подумала об этом. И снова принялась стучать на машинке, рассеянно слушая Петричко.

— Не-ве-ро-ят-но.

Она подняла голову и поглядела на Бриндзака. Да. Невероятно, мысленно повторила она вслед за ним. Можешь считать, что и ты… Она знала: снятие Врабела ставит под угрозу и положение Бриндзака.

Даже кровь прилила к лицу от этой мысли.

— Не-ве-ро-ят-но.

Бриндзак сидел, позвякивая связкой ключей. Вот тебе на! Они собирались ехать с Сойкой в Трнавку. Вышли, и уже в коридоре он узнал эту новость. Ее привез из области инспектор Кордяк: Врабел снят.

Еще, правда, областной комитет не собирался, но вопрос о его снятии был решен наверху. Центральный Комитет… Так… Сектантские перегибы при коллективизации — искривление политической линии партии. Говорят, прибудет подкрепление для улучшения политической работы в области. Пришлют сюда людей из Братиславы и из Праги? Гм… Перегибы. А теперь кто-то приедет выправлять линию. Ведь это же полный разгром партии. Хотя в области кое-кто, конечно, потирает руки. Как же иначе. Не-ве-ро-ят-но. Совершенно невероятно. Паршивцы, трусы, но я изворачиваться не стану. Так и знайте. Малая Москва, говорите? А Хаба там уже снова на коне. Кто его знает лучше меня? Уж я бы его отполировал до блеска. А вместо этого сижу и жду, пока они нам всыпят.