Ян Козак - Белый жеребец

В этот момент Саша повернулся, Маша тоже пошевелилась во сне, он проснулся — но перед его глазами Лаптев стоял как живой.

Саше вспомнилось то раннее утро, когда они с Лаптевым отправились на гору неподалеку от Индигирки — у этой горы была продолговатая, как бы сглаженная вершина. Лаптев был геолог, пожалуй самый талантливый геолог из всех, кого Буров знал (в той экспедиции и геологи и топографы жили одним лагерем). Поднимались долго и трудно, по мере того как солнце начинало припекать, рюкзаки становились тяжелее, усталость сильнее. Пот лил градом. Уже близка была цель — «темя» горы, пониже которого тянулось плато с островками вереска и всевозможных ползучих кустарников. За плато возвышалась другая гора, повыше. Саша оглядывал долину между горами и вдруг заметил стадо диких оленей, поднимавшихся в гору. Животные бежали, сбившись в беспокойную кучу, беспрестанно вскидывая головы, и лес рогов, приближавшийся к Саше и Лаптеву, походил на плавучий движущийся остров, поросший сухим кустарником с торчащими сучьями. И тут Лаптев заметил быстро растущую тень, которая напоминала облако мельчайших серых капель. Лаптев забеспокоился.

— Надо уходить, Саша, — сказал он. — Скорей уходить!

Но было поздно. Туча оводов напала на оленей, и затравленные животные мчались вверх, в горы, чтобы спастись от страшной боли. Оводы прокусывали кожу животных в самых чувствительных местах и откладывали яички в живые ткани.

Насекомых привлек запах человеческого пота. Саша и Лаптев не успевали отмахиваться. Живое, гудящее облако буквально облепило их. Оводы уже не напоминали маленькие серые капельки, они жалили беспощадно, как шершни. Через минуту Саша и Лаптев, не выдержав, сбросили рюкзаки и попытались спастись бегством. Но жалящее облако не отставало; друзья мчались вниз, задыхаясь, до рези в легких. Пот лил с них ручьем, и оводы, казалось, совсем взбесились. Из последних сил добежали друзья до воды и бросились в нее с головой. Оводы разлетелись не скоро.

Тело у Саши и Лаптева горело от зуда, ноги были исцарапаны, опухли и болели, суставы были словно вывернуты: спустившись с горы, друзья изрядный кусок пробежали по болотистой тундре, не разбирая, где трава, где кочки. Когда опасность миновала и они вернулись в лагерь, а медсестра Таня (девушка Лаптева) протерла их спиртом, они взглянули друг на друга и расхохотались. Царапины и ссадины, протертые спиртом, болели немилосердно, глаза отекли, так что они едва могли смотреть. А немного погодя Лаптев сказал: «Давай, Саша, отправимся под вечер. Когда солнце начнет припекать, мы уже доберемся до вершины».

Буров снова засыпал, мысли смешались.

Вот они с Машей, искупавшись, лежат в траве у маленького озерка за юртой. Трава еще зеленая, синеют колокольчики, желтеет дикий мак, какого Маша еще никогда не видела. Она только что приехала на Север. Маша держит в руке цветок; с другой стороны озерка с топотом подбегают к берегу лошади и начинают пить. Маша, подняв голову, долго смотрит на них. И удивляется, почему они все белые и серые, ни одной темной. А он объясняет ей, что на Севере у большинства животных и птиц белая окраска: белый цвет лучше сохраняет тепло.

Они лежат рядом. Жарко. Жарко и душно.

Но вдруг рядом с Буровым уже не Маша, а красавица-азербайджанка Офелия, с которой он познакомился в гостинице «Центральная», когда был в последний раз в Иркутске. Его друг Володя Гришин отбил у него красавицу. Но теперь она рядом. Очень жарко и душно.

На миг он снова проснулся и сонно откинул одеяло. Он лежал на левом боку, бедрами и грудью ощущая слегка влажное, теплое и мягкое женское тело, слышал спокойное, глубокое дыхание. Лишь через минуту он осознал, что это спит его жена.

Он снова заснул.

Теперь ему снилось, как он ездил навестить сына, которого не видел уже два года и о котором ничего не знал. Он совсем плохо помнил мальчика, бывшая жена не хотела, чтоб он виделся с ребенком. Она была учительницей и жила в Нижнеангарске, у самого северного выступа Байкала. Он прилетел туда из Улан-Удэ, где два дня дожидался летной погоды — другой связи не было.

Он шел по пыльной, изъезженной тракторами и машинами дороге, над берегом озера отчетливо вырисовывались острые зубцы горной цепи. Потом искал Рыбачью улицу, а около дома с голубыми наличниками спросил мальчика, разнимавшего сцепившихся в драке собак, где живет Лида Бурова. Мальчик пристально посмотрел на него, а потом показал на соседний дом.