Игорь Шестков - Покажи мне дорогу в ад

Он вошел в лагерь со стороны пляжа в пять пятнадцать утра. И прямиком направился к нашему коттеджу. Открыл без стука дверь в правую комнату (мы не запирали). Посмотрел на незастеленную кровать, где должна была спать моя тетя. Тети на ней не было. Вместо нее на постели лежал бумеранг, который я вырезал из весла от спасательной шлюпки. Бумеранг летал хорошо, но не возвращался. Один раз я даже ранил им зеленую ящерицу метрах в тридцати от меня, на скалах. Бедная зверюга упала на мелкую пицундскую гальку. Я видел кровь, видел, как она тяжело дышит. Поклялся больше никогда ничего не кидать в живых существ.

Толя перевел глаза на меня. И — обознался, вообразил, что я любовник его жены. Сорвал с меня одеяло, схватил левой, стальной рукой мои, тогда еще буйные курчавые волосы, а правой приготовился нанести удар ножом в сердце. Заревел, как разъяренный Атилла: «Где моя жена? Где Раиса? Считаю до десяти, не ответишь, убью!»

Я оценил свое положение мгновенно, несмотря на то, что сон, а снилось мне озеро Виктория, в котором я ловил руками вместе с нежными смуглыми девушками синих очаровательных рыбешек, не отпускал меня, как навязчивое воспоминание или запавший в память кинофильм. Но вот, вынырнувший из темных глубин прапамяти серебристый окунь размером с льва проглотил одним махом целую стайку васильковых рыбок, взлетел в сияющее небо и скрылся в нем, как юношеские надежды скрываются от нас в тяжелом мареве сороковых-пятидесятых наших годов, смуглые красавицы растаяли в воздухе, как миражи, а чудесное озеро Виктория превратилось в обитую грубым оргалитом стену, по которой быстро ползла сколопендра длиной с шариковую ручку. До меня долетел Толин счет. Пять, шесть, семь…

Неужели он считает ее ноги?

Когда он дошел до девяти, я подал голос.

— Толя, я не тот, кого ты ищешь! Я Вадим, твой племянник, ты помогаешь мне по четвергам задачки по геометрии решать… Помнишь, строили треугольник по трем высотам…

На дрожащего в умопомрачении Толю мои слова почему-то произвели впечатление. Он как-то помягчел, ослабел… досчитал до двадцати, а потом начал с начала. Я заметил, что глаза его наполнились слезами, а рука, держащая меня за вихры, стала восковой. Я попытался освободиться…

Но тут в дверном проеме появился супостат Толи — зевающий капитан дальнего плавания, в щегольских бордовых плавках с маленьким бронзовым дельфином, с зеленым китайским полотенцем на плече. Полотенце посверкивало вышитыми на нем золотыми нитками драконами.

Капитан, видимо, решил искупаться, или был разбужен шумом… пошел посмотреть… а полотенце взял с собой для маскировки.

Начавший было ослабевать физик-ядерщик мгновенно превратился в бешеную боевую машину, в тигра, в Атиллу. Отскочил от меня и бросился на капитана. Попытался поразить его страшным ударом кулака с зажатым в нем ножом — в лицо. Капитан сумел отвести руку с ножом от лица, но Белка чиркнула его на обратном ходу своим острым кончиком по покрытому тропическим загаром плечу и оставила на нем неровную кровавую полосу.

Тут запричитала вышедшая из соседней комнаты Раиса.

— Толенька, что ты делаешь? Все не так, как ты думаешь, я люблю только тебя! Милый мой, успокойся, родной…

Толя резко оттолкнул капитана и бросился на мою маленькую тетю, рыча как медведь. Повалил ее…

Остановить его наверно не смогла бы и заколовшая Атиллу сестра бургундского короля. Сестра не смогла бы, а капитан смог. Он как-то неестественно согнулся, затем разогнулся и свалил ужасным ударом ребра ладони в горло обезумевшего ревнивца, уже занесшего руку с ножом над голосящей тетушкой. За несколько дней до этой битвы он мне рассказывал, что научился подобным приемам у самого Бруса Ли в Гонконге, но я ему не поверил. Потому что не был уверен, что Брус Ли, Гонконг, Нью-Йорк, Джон Ленон и прочие чудеса существуют на самом деле. Подозревал, что все эти люди и места не реальность, а только родившиеся из советской пустоты фантомы…

Тетка Раиса встала. Капитан ее обнял. Поверженный Толик-Атилла скульптурно лежал без движения у их ног. Мы с капитаном перенесли его на ту кровать, где лежал мой бумеранг. Бумеранг, как потенциальное холодное оружие, был вынесен на веранду. Толикова «Белка» была вручена мне и спрятана в чемодане. Плохонький этот ножик поехал со мной много лет спустя в эмиграцию и до сих пор лежит у меня на столе. Он-то и навеял это сентиментальное воспоминание. Тут самое время написать лирическое отступление «О советских перочинных ножах и о навеваемых ими печальных мыслях». И я, клянусь громом, это обязательно когда-нибудь сделаю…