Игорь Шестков - Покажи мне дорогу в ад

— Конечно, конечно. Тут все позволено. Приветствуется даже.

Шевалье сел в кресло, которое я ночью позаимствовал из музея Баухауза в Веймаре и пригласил меня жестом сесть напротив него.

— Не желаете ли что-нибудь выпить? У меня есть минеральная вода и виски. Двенадцатилетний. Прямо из подземного хранилища в Шотландии.

— Я вижу, вы времени даром не теряли… Даже в массажном салоне побывали и солярии. Нет, нет, спасибо, я на службе.

— Ну что же, а я выпью глоток.

— Чин-чин! Вам конечно интересно узнать, что все это значит, зачем вы здесь и почему именно вы.

— Еще вчера мне это действительно было интересно, а сегодня меня интересуют только… границы дозволенного.

— Прекрасно. О границах, кхе-кхе… я могу сказать пару слов. Должен, должен сказать.

— Валяйте.

— Как вы вальяжны. Вас не узнать. Загорелое холеное тело. Педикюр! Роскошь и здоровье развращают, Гарри, и внушают несбыточные надежды. Шелковая пижама… держу пари от Остина Рида. Золотая цепочка на шее… с двумя дельфинами… Ролекс с изумрудным циферблатом… фи. Не хватает только татуировок на руках и пирсинга на пупке. Породу человека не изменить даже самому сатане. Сейчас я покажу вам границы дозволенного. Ничего личного, не обижайтесь.

Шевалье недобро ухмыльнулся и как-то странно дернулся.

И тут же моя чудесная светлая комната уменьшилась и стала опять той темной каморкой без окон, в которой он меня вчера оставил. А я потерял свою новую пижаму, цепочку, часы и дорогие сандалии из мягкой кожи… и остался, как и был, босым, нагим, с носовым платком на чреслах. И вдобавок — я был прикован толстой ржавой цепью к осклизлому деревянному столбу с перекладиной, привинченному к одной из стен камеры.

Шевалье все еще сидел в кресле и равнодушно смотрел на меня. Освещал сцену светящийся камень с его перстня на указательном пальце.

— Да, да… все может кончиться быстро… еще не успев начаться. И наступит вечность, полная мучений. И пижаму и Ролекс надо еще заслужить. Помните это, Гарри, знайте свое место.

Я пытался освободиться, повторить то, что сделал ночью, раздвинуть камеру, прорубить окна, но мне не удалось ничего… не удалось даже ослабить цепи, глубоко врезавшиеся в кровоточащую кожу.

Прохрипел: «Подонок! Погоди, когда-нибудь сочтемся».

Попытался плюнуть ему в лицо, но во рту не было ни капли слюны.

Шевалье глубоко вздохнул, покачал головой, а потом… дернулся еще раз… и все возвратилось. И комната, и свет, и ковер, и пижама, и мое выхоленное за волшебную ночь тело, и цепочка с дельфинами.

Силы вернулись ко мне. Я был подавлен, молчал, ничего не предпринимал и наблюдал за шевалье. Тот кивнул примирительно и заговорил.

— Бон! Благодарю вас за то, что не попытались после возвращения выкинуть меня из окошка. Это мудро. Мудро потому, что монсеньор решил бы, что вы не способны к обучению и, пожалуй, оставил бы вас прикованным к кресту на несколько дней… Пришлось бы искать нового кандидата. К делу. Комната эта, как вы уже догадались, не тюремная камера, а место исполнения желаний. Все, что вы пожелаете, сбудется, произойдет, овеществится. Вы можете превратить всю вселенную в наперсток. Можете стать богом или ангелом, переспать с любым живым существом. Вы можете сказочно разбогатеть, стать президентом США или Юлием Цезарем, можете изменить историю человечества. Разумеется, вы можете заняться и малыми делами. Собрать коллекцию византийских икон или превратиться в гинеколога, ювелира или физика-ядерщика, или… прожить жизнь американского писателя. Например, Амброза Бирса.

— Могу стать президентом? Прожить жизнь Амброза Бирса? Где же ожидаемое «но»?

— Приятно беседовать с умным человеком. Но… вы не должны забывать об одном правиле.

— Какое правило?

— О, очень простое правило. Некоторые бывало, наломают дров в первую же ночь, а потом убирай за ними… Сформулирую кратко. Вы будете нести ответственность за последствия того, что пожелали. За то, что осуществилось или материализовалось. Проще простого: если вы пожелали увидеть перед собой голодного дракона, вы не должны удивляться, если он набросится на вас и съест. Если вы решите разделить судьбу Амброза Бирса, то вы не должны роптать из-за неприятия ваших рассказов издателями и публикой, из-за бедности и безвестности, и должны принять как должное трагическую смерть при неизвестных публике обстоятельствах. А если вы все-таки решите превратить всю вселенную в наперсток, то не пеняйте на то, что вместе со всеми галактиками и планетами-кометами — исчезнете и вы. И у вас не будет возможности отменить свое желание.