Александр Иличевский - Чертеж Ньютона [litres]

И снова «Эквинокс» нес меня через Неваду, мелькали изредка фермы, снова проносились танцующие свой восточный танец деревья Иисуса, особенно заметные на безупречно пустой плоскости, чуть не за милю; на фермах попадались аршинные вывески Fresh Beef Jerky [9]– и я вздрагивал, представляя, как мое все-таки заблудившееся, опрокинутое солнцем тело, мумифицированное солнечной плазмой, плывет, тихо скворча, подобно желтку шаровой молнии; как, весь просвеченный насквозь, стекловидный, я вплываю в коровник, где к стойлам тянутся безразличные коровы, и в такой форме предельного накала облетаю каждую, отражаясь в их печальных карих радужках, опаляя ресницы; но скоро на пути возникает бойня, тело мое скользит в это страшное, с облупленной штукатуркой вонючее здание, перегороженное трубами оград. И там оно взрывается. И бойня испаряется. Нет, не разлетается, не выстреливает вверх фонтаном крупных, мелких фракций, струями крошева, а просто растворяется облачком, как пропадает туманный вензель над горлышком бутылки шампанского, только что лишившейся пробки…

Еще не отдавая себе отчета в происходящем, я сбросил скорость и ударил по тормозам. Девочка в красном платье, подобрав подол, неслась наперерез «Эквиноксу». Сработала ABS, педаль отбила дробь в ступню, девочка с бледным, как яичная скорлупа, лицом и с каштановой неприбранной копной на голове положила руку на качнувшийся капот. Сначала мне показалось, что это просто красная тряпка, зацепившаяся за дерево Иисуса, сорвана смерчем и вынеслась на дорогу. Но вот она вся стоит передо мной – хрупкая, тоненькая, как щепочка, и медленно подносит палец к губам, и смотрит исподлобья: порочный всезнающий взгляд и одновременно невинность выражения. Девочка куксится, и плаксивая гримаса сменяется хитроватой улыбкой, потом делает книксен – как вдруг порыв ветра бьет в «Эквинокс» и видение срывается с места.

Я посмотрел ей вслед и швырнул автомобиль вперед. Молотил по рулю ребром ладони, пока боль не заставила прийти в себя.

Вечером я уперся в горную гряду, у подножия которой были рассыпаны домишки. Расспросил на заправке, где здесь девкалионская церковь. Здание ее – амбар с островерхой крышей – оказалось запертым. Пока я крутился вокруг, на карниз уселась ворона с коркой в клюве и зашкрябала по жести. Я сошел с крыльца, огляделся, утирая пот со лба и вдыхая запах пыли и полыни. Наконец на пустырь выкатил белый пикап. Водитель вопросительно посмотрел на меня поверх спущенного стекла.

– Я ищу кого-нибудь из девкалионской общины. Мне нужна русская женщина, член этой общины.

– Вам нужен Стивен?

– Я никого не знаю, мне нужен кто-нибудь из общины. Я ищу Викторию Бельскую. Слышали это имя?

– Вам нужен Стивен.

– Хорошо. Мне нужен Стивен. Как его найти?

– Там были? – усатый мужчина с красной морщинистой шеей показал пальцем куда-то за церковь.

– Дом Стивена – в горах?

– На шахте были?

– Нет.

– Следуйте за мной, – он кивнул и остался сидеть, держа руки на руле.

Пробираясь переулками, мы подъехали к арочно-ажурному сооружению шахтного подъемника, у которого светились окна большого, обнесенного свайной галереей дома. Белый пикап тут же укатил. Мне открыла женщина лет сорока, в блузке и юбке в пол. Она проводила меня в гостиную, где за столом, застеленном белой скатертью, сидел седой, неприятно гладкокожий мужчина с аккуратными бакенбардами.

– Вы Стивен?

– Нет. Меня зовут Мартин, – мужчина поднял брови. – Стивен в отлучке. Что привело вас сюда?

– Я ищу Викторию Бельскую. Это русская женщина, она работала здесь, на шахте.

– Она заболела, – нахмурил брови Мартин. – Серьезно заболела. Виктория получила прощение, за ней приехали сестры и вместе со Стивеном забрали ее в Юту.

– Прощение?

– Она грешница, – развел руками Мартин.

– Мы все грешники, – сказал я.

– Грех греху рознь, – твердо сказал Мартин.

– Я муж дочери Виктории. Мне нужен ее адрес.

– А мне нужны ваши документы.

Я достал паспорт, водительские права, протянул Мартину, тот вышел вместе с ними в другую комнату и закрыл за собой дверь. Минут через пять вернулся, отдал документы.

– Вы верите в Бога? – спросил Мартин.

– Да.

– Тогда возьмите. – Мартин придвинул по столу белую книжицу.

– То есть я хотел сказать, что… я агностик. Но я признаю, что в мироздании есть явления непостижимые.

– Непостижимее Бога?

– Наука очень сложна, вот что я имею в виду. Сложнее разума.