Кейси Маккуистон - Красный, белый и королевский синий [litres]

Синий или серый? Серый или синий?

Алекс никогда в жизни так не разрывался между двумя пиджаками, выглядящими одинаково безобидно.

– Это глупо, – произносит Нора. – Они оба скучные.

– Может, ты просто поможешь мне выбрать? – спрашивает у нее Алекс. Держа по вешалке в каждой руке, он старается не обращать внимания на ее оценивающий взгляд с того места на комоде, где она сидит. Фотографии со дня выборов, итоги которых должны появиться завтра вечером, вне зависимости от того, победят они или проиграют, будут преследовать его всю оставшуюся жизнь.

– Алекс, серьезно. Мне оба они не нравятся. Тебе нужно что-то, сражающее наповал. Это может быть твоя чертова лебединая песня .

– Ладно, давай не будем…

– Да, конечно, ты прав, если прогнозы верны, то у нас все в порядке, – говорит Нора, спрыгивая вниз. – Итак, не хочешь обсудить, почему именно в этот момент своей карьеры ты так упорно ввязываешься в эту модную авантюру?

– Нет, – отвечает Алекс и машет перед ней вешалками. – Синий или серый?

– Ну и ладно. – Нора игнорирует его. – Тогда я это скажу. Ты нервничаешь.

Алекс закатывает глаза.

– Конечно, я нервничаю, Нора. Это выборы на пост президента. А президент – моя мать.

– Еще разок.

Она меряет его тем самым взглядом. Взглядом, говорящим: «Я уже проанализировала всю информацию о том, какая каша у тебя в голове». Алекс со свистом выдыхает.

– Ладно, – сдается он. – Ладно, да, я нервничаю из-за возвращения в Техас.

Он бросает оба пиджака на кровать. Вот дерьмо.

– Я всегда чувствовал, что лишь на словах я был сыном Техаса, понимаешь. – Алекс расхаживает по комнате, почесывая затылок. – Вся эта наполовину мексиканская и демократическая хрень. Огромная часть жителей недолюбливала меня и не хотела, чтобы я их представлял. А теперь все это… Моя ориентация. Мой парень. Гомосексуальный скандал с принцем Европы . Я больше не уверен.

Он любит Техас, и он верит в Техас. Но он не знает, любит ли его по-прежнему Техас.

Алекс шагает до противоположного конца комнаты, а Нора наблюдает за ним, склонив голову.

– Так ты… боишься надевать что-то слишком яркое в свою первую после признания ориентации поездку домой из-за изнеженных чувств гетеросексуальных техасцев?

– В основном да.

Сейчас она смотрит на него скорее как на целый набор из очень сложных проблем.

– Ты вообще смотрел результаты опросов в Техасе с сентября?

Алекс сглатывает.

– Нет. Я… эм, – он трет рукой лицо, – подумал, что это… заставит меня переживать? То есть я все время собираюсь взглянуть на цифры, но затем просто… отступаю.

Лицо Норы смягчается, но она пока не подходит ближе, чтобы дать ему пространство.

– Алекс. Ты мог спросить меня об этом. Цифры… вовсе не плохи.

Он прикусывает губу.

– Правда?

– Алекс, наши данные из Техаса по тебе нисколько не сдвинулись с сентября. Даже напротив, их симпатия к тебе возросла. И многие неопределившиеся сейчас разозлены на то, что Ричардс так поступил с парнем из Техаса. Все и правда в порядке.

Ох .

Алекс прерывисто выдыхает, проводя рукой по волосам. Он начинает пятиться обратно, подальше от двери, к которой, как он сам осознает, подошел в инстинктивной попытке к бегству.

– Ну хорошо.

Он тяжело опускается на кровать.

Нора осторожно присаживается рядом с ним, и, когда Алекс смотрит на нее, в ее взгляде он читает ту резкость, которая появляется, когда она практически читает его мысли.

– Послушай. Ты знаешь, что я не спец в этих, ну… деликатных эмоциональных разговорах, но… Джун здесь нет, так что… Я просто… Твою мать. Позволь мне попробовать, – продолжает она. – Не думаю, что все дело только в Техасе. Недавно ты был сильно травмирован, и теперь ты боишься делать или говорить то, что тебе действительно нравится и хочется, потому что ты не хочешь привлекать к себе еще больше внимания.

Алекс едва удерживается от того, чтобы рассмеяться.

Нора иногда так походит на Генри в том, что говорит правду в лицо. Но Генри делает это искренне, а Нора оперирует фактами. Иногда ей приходится быть резкой, чтобы заставить его вытащить свою голову из задницы.

– Эм… Что ж… Это… Возможно, отчасти так, – соглашается Алекс. – Я понимаю, что должен начать реабилитировать свой имидж, чтобы обеспечить себе хоть какой-то шанс в политике, но часть меня задается вопросом, типа… серьезно? Прямо сейчас? Зачем? Это странно. Всю свою жизнь я цеплялся за воображаемый образ будущего себя. Типа, план – выпускной, несколько кампаний, затем должность штатного сотрудника и конгресс. Вот и все. В омут с головой. Я собирался стать тем, кто справится с этим… кто хотел этого. И вот он я. И тот человек, которым я стал… это совсем не тот человек.