Дэвид Левитан - Записная книжка Дэша и Лили

Потом я вспомнил про записную книжку. Казалось неправильным открывать ее голым, поэтому я натянул нижнее белье. Накинул рубашку (не застегивая) и надел штаны.

В конце концов, Лили заслуживает уважения.

Написанное поразило меня до глубины души. Особенно часть, касающаяся Фрэнни. Всегда питал к ней слабость. Как и большинство героев Сэлинджера, она не была бы безумной, если бы с ней не случились безумные вещи. Читателю совершенно не хочется, чтобы она осталась с придурком Лейном. И если Фрэнни все-таки поедет в Йель, то лучше бы она сожгла это место дотла.

Образ Лили в моем сознании наложился на Фрэнни. Вот только Лили не влюбилась бы в Лейна. Она бы влюбилась в… Понятия не имею, в кого бы она влюбилась и был бы ее избранник похож на меня.

«Мы верим не в то, во что надо верить, – написал я той же самой ручкой, которой Бумер писал цифры на своей руке. – И это меня ужасно расстраивает. Не недостаток веры, а вера не в те вещи. Ты хочешь понять значение слова «вера»? Услышать чьи-то объяснения? Но они же вокруг нас. Просто мы чертовски преуспели в том, чтобы неправильно их воспринимать».

Я думал остановиться на этом, но затем продолжил:

«Никто не объяснит тебе этого через молитву. И я тоже не смогу тебе этого объяснить. Не потому, что я невежествен, оптимистичен и избирательно слеп, как известный нам обоим персонаж, а потому, что думаю, что подобное объяснить нельзя. Ты должна понять это сама. Это сродни обучению чтению. Сначала ты учишь буквы. Потом начинаешь складывать их в слова. Ты знаешь, что из букв «к»-«о»-«т» получится слово «кот», а из букв «п»-«е»-«с», – слово «пес». Затем тебе нужно осознать: это не просто абстрактные слова и звуки, и слово «кот» связано с настоящим котом, а «пес» – с настоящим псом. Именно через это осознание и приходит понимание. Мы же большую часть времени в нашей жизни просто озвучиваем понятия. Знаем, как строятся предложения, и знаем, как их произносить. Знаем, как выражать свои мысли. Знаем молитвы и знаем, в каком порядке произносить каждое слово. Но все это лишь набор звуков.

Звучит безнадежно? Не воспринимай это так. Как ребенок осознает связь между словом и тем, что оно означает, так и мы способны найти истину, живущую за нашими словами. Жаль, я не помню то мгновение, когда обнаружил, что буквы складываются в слова, а слова означают настоящие вещи. Это ведь было великим открытием. Мы не могли облечь его в слова, потому как еще слишком мало знали. Наверное, это было потрясающее ощущение – словно ты отворил дверь в ранее неведомое королевство».

Мои руки стали подрагивать. Не ожидал от себя таких размышлений и таких познаний. Они всплыли на поверхность только благодаря записной книжке и тому, что мне есть с кем ими поделиться.

В письме была еще одна часть, которая, правда, чуть меньше взволновала меня, поскольку остальное казалось гораздо важнее: «Мне хочется верить, что в этом мире есть тот единственный, кто существует только для меня. И что я существую для него одного». Эти слова тоже затронули мою душу. Мне хотелось верить в то же самое, и я не стал развенчивать этот миф. Не стал писать Лили, что, по-моему, Платон всех нас одурачил своей идеей родственных душ. Вдруг Лили окажется моей родственной душой?

Слишком глубоко. Слишком рано. Слишком быстро.

Я отложил молескин и стал ходить взад-вперед по квартире. В мире так много проходимцев, бродяг, подхалимов, шпионов – тех, кто ради своей выгоды говорит не то, что думает, тех, чьим словам веры нет. Наверное, именно это сейчас нервирует меня: мы с Лили должны быть обоюдно искренни.

Солгать кому-то в лицо намного сложнее.

Но…

Сказать правду кому-то в лицо также намного сложнее.

Подходящие слова не шли на ум. Казалось, что бы я ни написал, Лили они тоже покажутся неподходящими. Поэтому я переключил свое внимание на другое: адрес, который она мне дала (без понятия, где находится Дайкер-Хайтс), и наводящую жуть куклу, шедшую в паре с записной книжкой. «Принеси куклу Буку» , – написала Лили.

– Опишешь мне ее? – спросил я у Буки.

Она ответила мне сердитой миной.

Зазвонил мобильный. Мама спросила, как проходит мой канун Рождества в доме отца. Я сказал, что все замечательно, и поинтересовался, устроили ли они с Джованни традиционный рождественский ужин. Мама, рассмеявшись, ответила, что индейки рядом не сыскалось и она этому ничуть не расстроилась. Люблю ее смех – по-моему, дети редко слышат родительский смех. Я быстренько закончил разговор, чтобы у нее не возникло желания передать трубку Джованни для формальных приветствий и поздравлений. Отец объявится не раньше самого Рождества: он звонит лишь тогда, когда этого действительно требуют обстоятельства.