Алла Хемлин - Интересная Фаина

Другой бы, раз такое дело, полетел, как птица. Петр был не птица и не полетел, а упал на землю. Тем более Петр упал своей головой в картузе с интересной для царизма бумажкой на железный путь, который шел с фаинским путем крест-накрест, хоть и наскоски.

Петровская голова в картузе с интересной для царизма бумажкой треснула тоже наскоски и дала звук, как трескается маца, когда мацу берут на разлом.

И кровь потекла из-под петровского картуза с интересной для царизма бумажкой, и мухи вылетели из интересной для царизма бумажки и полетели себе куда-то тоже наскоски.

А из Фаины кровь текла пряменько по ниточке, как нарисованная черным карандашиком по черному праху.

И вот Фаина получилась вся на свете оттащенная с железного пути, а Петр получился наоборот, хоть и только головой. Паровоз такую разницу не понял и переехал петровскую голову в картузе с пустой бумажкой. Второй паровоз ехал уже по хорошо накатанной дорожке, потому деться второму паровозу было некуда.

Остались на петровском железном пути красные мелко посéченные волосиночки, как ниточки с распоротого фаинскими руками салопчика из сильно облезлой бархатной материи.

Сначала Фаина хотела открыть глаза, а глаза никак не открывались.

Потом Фаина хотела открыть рот, а рот никак не открывался.

Фаина хотела открыть уши, а уши тоже никак не открывались.

И руки не открывались, и ноги, и все на свете у Фаины не открывалось.

Фаина подумала и перестала хотеть открывать у себя хоть что.

Еще Фаина подумала, что можно жить и не открываючись, что так будет даже хорошо и лучше.

А через час у Фаины открылись уши и ушам услышалось.

Один мужчина тихонечко говорил мухам, что мужчина от мух уже сильно страдал, что мужчина бы еще от мух пострадал, если б одна муха взяла и согрела душу мужчины хоть чем. А потом мужчина начал жалостливо проситься, что мииииилая, ты ж уже услышь меня…

Фаина подумала, что как же это мужчина не понимает про уши, которые у мух никогда не открываются, и зря трудит себе горло.

Потом фаинские уши опять закрылись, а глаза, наоборот, открылись.

Глазам Фаины увиделся свет.

Потом Фаине увиделось, что она вся на свете голая и лежит на столе, как лежал Новиков и Елизавета, хоть и не в гробу. Тем более Новиков с Елизаветой лежали себе одетые.

Еще увиделось, что на страдательном мужчине сидит сильно длинный серый халат. На спине у халата держатся завязанные одна с другой четыре тонюсенькие ручечки — на самой шее и на самой середине спины. На голове у мужчины сидит докторская шапочка. Шапочка свесила свои завязанные беленькие коротенькие ножки на самую шею мужчины.

Мужчина скакал туда-сюда, потому все у мужчины получилось наружу, тем более черная сильно соленая борода и очечки в железных кружочках.

Из-за халата, бороды и скакания Фаине увиделось, что мужчина сильно похожий на бородатую женщину из цирка, которая «последнее представление в Одессе, следующее в Париже».

И вот мужчина подошел и протянул свою руку с длинным блескучим пальцем к фаинскому разрезу между грудями.

Тут у Фаины открылся правый палец и схватился за блескучесть. Из фаинского пальца потекла кровь.

Кровь потекла и открыла у Фаины все на свете.

Доктора звали профессор Михайлинский.

Михайлинский был хороший профессор, учил студентов знанию, а больных учил, как по силе возможности выздороветь. Еще Михайлинский учил, что движение — это жизнь, и каждую свою свободную минуточку не стоял на одном месте. Еще Михайлинский учил кровь, как правильно переливаться туда-сюда. Люди уже давно знали, что кровь людская — не водица. Михайлинский тоже знал такое, но никак не мог остановиться и потому лил.

Когда Фаина стащилась с пути, Михайлинский начал подъезжать к станции как раз с сильно задней стороны.

Михайлинский ехал на извозчике без верха. И на повороте у Михайлинского слетела шляпа. Шляпа у Михайлинского была черная, из материи фетр, а по фасону вроде тарелка с борщом на хороший черпак, хоть и надетая наоборот.

Михайлинский сказал извозчику, что надо остановиться и поискать борщ.

Извозчик пошел искать борщ, а нашел Фаину и Петра без головы.

Извозчик позвал Михайлинского.

Михайлинский пришел, увидел, пощупал, сказал, что обóе мертвые, чтоб извозчик взял Фаину, а Петра не брал.

Другой, когда находил два разных трупа, всегда сразу кричал, что караул-убили-полиция.