Бет Эллин Саммер - На первый взгляд

Фелисия обмахивает себя ознакомительным письмом. Джордан замечает мой блокнот, я пытаюсь закрыть его, но поздно. Он расплывается в улыбке – первой искренней с тех пор как появился здесь.

– Хорошая мысль, – шепчет он. Он хватает мою ручку. Под «Нра» добавляет: «Группи». Я морщу нос, но это на самом деле так. Тайлер всегда берет девчонок в автобус после шоу. Говорят, что у него никогда не было настоящей подружки.

Я возвращаю ручку и под «Ненра» пишу: «Люди».

– Есть что-нибудь, что мы должны о тебе знать? – давит Эмили, и с каждой секундой в ее голосе все больше отчаянья. – Забавные факты? Случаи из жизни? Что-то, что поможет нам начать нашу историю?

Он не отвечает ей так долго, что становится больно.

Серьезно. Это ранит.

Под «Ненра» Джордан пишет: «Щеночки. Шарики. Кислород».

Я улыбаюсь и добавляю: «Вещи, приносящие радость. Приходить вовремя». Под «Нра» – «Изображать мима». Джордан фыркает.

Ясно, что Эмили уже сыта по горло. Она улыбается из последних сил.

– Любые смешные факты подойдут. Хоть что-нибудь. Чтобы мы знали, как продать тебя. Общим пакетом.

Вновь молчание. Его нарушает Фелисия.

– Я бы этот пакет когда угодно открыла.

Тихие смешки рябью расходятся по комнате. Даже Эмили, кажется, полегчало от того, что напряжение спало. Тайлер скрещивает руки и, небрежно опершись на деку, бросает на Фелисию изучающий взгляд. Приподнимает бровь. Фелисия наматывает прядь волос на указательный палец.

Ну, по крайней мере теперь мы знаем, как привлечь его внимание.

Он наклоняется вперед и внезапно роняет стакан с лимонадом. Я отшатываюсь, но тот уже растекается вокруг моих сандалий. Я резко встаю и иду в соседнюю комнатку за пачкой салфеток. Когда возвращаюсь, все смотрят на меня. Включая Тайлера. Я сажусь на подушку и спокойно вытираю лимонад с обуви и пола.

Теперь его глаза скользят по нам. От женщины к женщине. И становится ясно: он миллионы раз так смотрел. Даже Фелисия начинает нервничать. Из невидимок мы превратились в девочек-фанаток. Я практически слышу, как он оценивает каждую. Когда он переходит к первому ряду, я принимаюсь изучать пол. Чувствую, как горит шея, и понимаю – пришла моя очередь. Я сосредоточиваюсь на ковре, смотрю на ближайшую ко мне плетеную кисточку и жду, пока ощущение тепла исчезнет.

Подняв глаза, я вижу на его лице сочетание усмешки и скуки. Унизительная комбинация.

Тайлер смотрит на Эмили. Делает глубокий вдох. А потом говорит:

– Ладно. Забавные факты. Мой любимый цвет красный. Нет, я больше не исполняю «Склад и лад». Я сел за фортепиано в четыре и взялся за гитару в семь. В десять я видел себя музыкантом. Если бы я не играл свое, я бы учил музыке. Моя любимая еда – пицца, или любой пирог, особенно вишневый, и я думаю, мир станет лучше без салата из яиц. – Отложив гитару, он упирается локтями в колени. – Правша. Тягаю железо и бегаю. Очень гибкий. Ношу боксеры.

Его голос становится ниже:

– И я никогда не говорю о моей семье. Поверьте, любой вопрос, который вы можете придумать, мне уже задавали. Чаще, чем мне хотелось бы. Все, что мне от вас нужно, – немного оригинальности.

Хорошо, значит, Тайлер Лэнс не только груб и заносчив. Он пугает. Джордан берет ручку из моей руки и под «Разное» пишет: «Высокомерный придурок».

Челюсти Эмили крепко сжаты. Я шлю ей сочувственную улыбку. Добиться от него пары стоящих слов за интервью – все равно что выжать кровь из камня.

– На стиль мне плевать, – он тычет в футболку. – Ношу такое. Рубашки. Джинсы. Все время в джинсах.

Эмили трет бровь.

– Нашим читателям нравится звездный фитнес. Может, ты захочешь…

– Никаких снимков топлес, – Тайлер поднимается. – У меня репетиция в Челси через двадцать минут. Не уверен, что это подходит… для видеоблога.

Эмили мигом оборачивается к нам.

– Мы еще не составили график, но…

– Я возьмусь, – Джордан берет сумку для камеры и подмигивает нам с Фелисией. – Вы будете мне должны.

Фелисия застывает с открытым ртом.

– Я бы тоже взялась, – шепчет она громко.

Лично меня день съемок с Тайлером пугает.

Его взгляд падает на мой блокнот. Задерживается на собственном имени, написанном заглавными буквами на самом верху.

Я пытаюсь прикрыть записи ладонью, но безнадежно опаздываю. Он склоняется ко мне и хватает блокнот, балансирующий у меня на колене. Потом по самодовольной маске, в которую превратилось его лицо, идет тончайшая трещина и на миг мне почти стыдно.

А затем он говорит: