Юрий Асланьян - Последний побег

— Поздно, Игорько, поздно, дорогой мой…

Пшеничников смотрел в окно — и чувствовал, как по щекам его текут невидимые слезы тоски и ненависти.

Вельяминов посмотрел на часы — и, к сожалению, вспомнил все, как будто именно этот ракурс требовался больной голове. Он обнаружил, что на левом запястье браслета с часами нет — и не смог быстренько обвинить в краже ментов, потому что знал, где лежит этот постукивающий металл. Потому что вчера не стал бегать от милиции по Его-шихинскому кладбищу, а переждал налет за крайним могильным крестом, наблюдая, как друзей проводят к автозаку. А потом зашел в магазин и вернулся в изолятор по старому маршруту.

Так это было. И через полчаса услышал, как открылась дверь пожарного выхода — раздались осторожные шаги и в комнату вошла невысокая женщина со стройными ногами в облегающем платье. Вельяминов замер — с бутылкой болгарского в руке, занося горлышко над стаканом. Сначала он по привычке подумал, что перебрал — и началась белая горячка.

— А где Игорь? — заговорила женщина, убедив мастера, что он еще вполне здоров и может пировать дальше.

— В милиции, — ответил с надеждой Вельяминов, — пить будем?

Прекрасная дама не очень долго разглядывала Вельяминова, прежде чем согласиться.

Это однажды он ехал к началу первой смены, уснул — и проделал по городу два часовых круга в трамвае. Сегодня он уже не уснет… Эту женщину упустить нельзя.

Юра тоже догадывался, что у него эстетическая внешность, скажем так, недаром мама называла его «солнышком». Дай другие дамы преувеличивали, пытаясь заполучить этот подарок — сына секретаря… Сына секретаря областного комитета партии.

— Садись, ты будешь королевой, ладно? А я солдатом…

Он даже встал и сполоснул под краном стакан, чего не делал со вчерашнего дня. А женщина села на стул так, чтобы не скрывать свои сногсшибательные коленки — Юра обратил на это внимание. Потому что не воспринимал женщину как храм невидимых ценностей, тем более — невиданных. Он вообще держал женщин только за шлюх — и правильно делал, потому что гостья молчать не стала.

— Я тебе нравлюсь? Правда, я похожа на актрису?

— Не знаю, правда ли, но я люблю подарки без коробок и ленточек… Как тебя звать? И зачем ты сюда пришла?

— Ты, похоже, не ангел… Меня звать Мариной, а пришла я сюда на свидание.

— Да-а? — опрокинул Вельяминов в глотку стакан вина. — Пойдешь на свидание завтра — с передачей, если разрешат.

— Он уже кого-нибудь убил?

— Он перед свиданиями всегда убивает — большой эстет, то есть больше, чем я — я это делаю редко.

Вельяминов быстро говорил и медленно разглядывал генетический шедевр с громадными глазами жрицы из храма блядской любви.

За окном трамвая прошли черные мраморные колонны Дворца культуры им. Вождя мировой революции. А баба попалась, надо сказать, на передок слабая… Потом прошел пустеющий сквер и зеленый дом сталинской архитектуры.

На остановке в трамвай вошли трое парней — с габаритами крупных таких аппаратов. Самый пьяный из них, с длинными волосами, навалился спиной на закрывшуюся дверь, стоя на второй подножке.

— Ты меня не останавливай! — оттолкнул он второго. — Я с особой зоны освободился! Меня никто никогда не останавливает, хотя я сильно не бью — жалею друзей… Понял? Что сказал? Отсосешь… У меня скоро вся Крохалевка сосать будет!

Трамвай молча двигался по пролетарской Мотовилихе. Пассажиры смотрели в окна, а Вельяминов сидел у самого выхода и начинал нервничать.

— Ты что рисуешься, баклан? — тихо спросил он парня. Тут наступила пауза, которую сразу, как юпитеры, осветили десятки повернувшихся к ним глаз.

— Э, ты что, боксер, что ли? — поднялся парень и навис над первым от дверей сиденьем, где сидел Вельяминов.

— А ты что, канитель хочешь? — ответил Вельяминов, чувствую, как грубеет голос. — Сейчас я организую…

— О-о! Земеля… Я же свой, да на — ударь меня…

— Уйди с дороги, гнида! — поднялся мастер и прошел по ступеням, раздвигая публику плечами.

Он вовремя, как хороший экспресс, миновал туннель и вышел к проходной, когда охранница по имени Зинка уже доставала из кобуры Макаровский пистолет, чтобы пристрелить первого опоздавшего. Но это был не он — он миновал турникет, не отрывая взгляда от зеленого табло настенных электронных часов.

Свои часы он оставил на кровати Игоря Николаевича. Эта Марина, стерва зеленоглазая, и бровью не повела, когда он пересел вчера к ней и взялся рукой за талию. А мораль давно была готова, как у армейского командира взвода: если невеста вам изменила, то радуйтесь — что она сделала это сейчас, а не позже… И Вельяминов решил «порадовать» друга, тем более что подруга тоже решила. «Блядь мотовилихинская!» — осудил он ее и завалил после третьего стакана, не закрывая дверь, — на постели Игоря Николаевича. И сразу заметил — заваливать было что… У него и сейчас дыхание перекрылось, когда он вспомнил эту «часть мозга, вынесенную наружу» — полузакрытые глаза, зрачки которых закатились в лобное пространство, и длинный крик, полный познания… Да, это вам не дешевый «стояк» в подъезде.