Михаил Андросов - Вольные упражнения [сборник]

— Я просто вспомнила тот день, Борь, когда я собрала у себя дома весь класс, помнишь? Тогда тоже все танцевали под ту же самую музыку.

— Помню. У тебя день рождения тогда совпал с Елены Михайловны. И ты всех пригласила. Мы засиделись у тебя, фильмы смотрели разные, и к Елене Михайловне не попали. Даже как-то неудобно получилось.

— Понимаешь, Борь, ведь всё дело в том, что не было у меня тогда никакого дня рождения.

— То есть как? — не скрывая изумления, спросил Шлепаков.

— А вот так! — Таня отвернулась от окна и взглянула на Шлепакова. Боря стоял у стены, черты его лица практически не угадывались в темноте. Таня видела лишь силуэт.

— Я придумала тогда этот день рождения, — продолжала она. — Придумала специально, чтобы насолить Елене. Поэтому и пригласила всех без исключения, чтобы к ней никто не пошёл. Чтобы она одна сидела дома со своим пирогом! Да! И фильмы я специально поставила такие, чтобы все вы к экрану прилипли и не могли оторваться.

— Не может быть, Тань, — Шлепаков был до глубины души поражён её словами.

— Может! И более того, когда мы с Пятиэтажным и Халявой пошли как бы предупредить Елену о том, что ребята задерживаются, — Таня усмехнулась, — мы не за этим пошли. Мы на самом деле Панова у Елены в подъезде караулили. Я не хотела, чтобы он к ней попал. Шурик его даже с лестницы спустил и пытался ногами избить, а он всё равно к своей любимой учительнице прорвался!

— Таня! Всё это ужасно! Но зачем ты сейчас мне это говоришь?

Таня вновь пожала плечами.

— Совесть замучила. Захотелось выговориться, — её слова сейчас были еле слышны сквозь музыкальные ритмы, доносившиеся из комнаты. — У меня было много времени, чтобы осмыслить свои поступки, и теперь я вижу, как дико я была неправа, совершая подобное. Ведь мне тогда хотелось доказать, что все ценности и традиции, которые Елена хотела передать вам, это ничто. Достаточно лишь поманить всех вас чем-то более ярким, как вы все сразу забудете про старое… И у меня это почти получилось.

Шлепаков молчал. Замолчала и Таня. Они долго стояли в полной темноте друг напротив друга: Боря — прислонившись к стене, Таня — у подоконника. Вокруг них дом был наполнен смехом, праздничными тостами и музыкой, но всё это в какой-то миг перестало существовать, словно бы переместившись в параллельное измерение.

— Ты вправе осудить меня теперь, — Таня первой нарушила затянувшееся молчание. — Но я должна была рассказать тебе об этом. И именно тебе, Борь, из всего класса.

— И когда же у тебя на самом деле день рождения? — ничего более удачного в такой момент Шлепаков не смог спросить.

— Был уже в конце ноября, — ответила Таня. — Я никого не стала приглашать из класса. Не хотела, чтобы этот обман раскрылся. Посидели в семейном кругу, и всё.

— Тогда с днём рождения тебя! — не слишком празднично ответил Шлепаков. — Пусть он уже прошёл.

— Спасибо.

Вновь воцарилось молчание. Таня слушала доносившиеся из комнаты музыкальные ритмы и понимала, что не слишком уместны сейчас её откровения. Всё-таки вокруг праздник. Люди должны веселиться, а её одолела такая хандра. Попытайся она сказать подобные слова сейчас тому же Халикову — он и не услышал бы её. В лучшем случае промычал бы в ответ что-то нечленораздельное и тотчас бы забыл, о чём шла речь. А Шлепаков случайно оказался не вовлечён в это бурное веселье. Вот Таня и обрушила на него свои переживания, давно не дававшие ей покоя. Что он ответит ей сейчас — трудно предсказать. Может, обвинит её во всех смертных грехах, хлопнет дверью и уйдёт. Что же, может, она это и заслужила своим поведением. В любом случае, будь что будет. Таня готова была выслушать любую оценку от Шлепакова.

— Я не могу осудить тебя, — произнёс наконец Боря полушёпотом, — ибо кто я такой? Всего лишь ученик десятого «б» класса. Во всём этом есть и моя вина, ведь я тоже наравне с другими сидел, смотрел в телевизор и даже не подумал, что Елена Михайловна давно ждёт нас. Мы все получили наказание за тот проступок. Мы потеряли учительницу, которая руководила нашим классом по чти пять лет и пыталась сделать нас одной семьёй, а твоя расплата была, наверное, самой жестокой… — Шлепаков помолчал. — Но сделанного не вернёшь… Хорошо, что ты осознала свою вину, Тань. Я не сержусь на тебя, но считаю, что было бы неплохо тебе извиниться перед Еленой Михайловной. Она простит. Она у нас добрая… была. Понимала почти всех ребят, кто старался обратиться к ней с какой-то своей проблемой.