Михаил Андросов - Вольные упражнения [сборник]

М. Андросов (апрель) 2011 г.

Потолок больничной палаты с потёртой побелкой и пожелтевшими от времени пятнами. И ещё трещина, которая тоненькой стрункой бежит по потолку, огибает угол, спускается по стене и теряется где-то среди бледно-зелёного кафеля. Вот и всё, что могла видеть Таня.

Она лежала неподвижно на жёсткой ортопедической койке. Её спину плотно охватывал массивный корсет, исключающий любую возможность хоть как-то повернуться и лечь на бок. Боль, казалось, не затихала ни на минуту: монотонная тупая боль. Она расползалась от позвоночника по спине во все стороны, переходила в голову и периодически пульсировала в затылке.

Единственное, что Таня была в состоянии делать, это немного шевелить руками и поворачивать на подушке голову. Но даже эти несложные движения давались ей с немалым трудом. Пальцы на руках словно налились свинцом и повиновались очень неохотно и вяло. Голова начинала кружиться при малейшей попытке повернуть или приподнять её. К горлу подступала тошнота.

А ноги… с ними всё было значительно хуже. Таня не чувствовала своих ног. Она даже не могла понять: есть ли у неё ноги вообще. Ниже поясницы начиналась пустота. Зияющая чёрная пропасть. И это, пожалуй, было самое страшное в её незавидном состоянии.

Сколько она так лежала в больничной палате, Таня тоже не могла сказать. Может, неделю, может, и две, а возможно, и больше. Поначалу, придя в сознание после операции, она ещё пыталась считать дни. А смену дня и ночи Таня ощущала лишь по тусклому дневному свету, попадающему сквозь занавески на потолок, либо включенной в палате электрической лампе. Вот и вся разница. Но потом и это чередование солнечного и искусственного света как-то смазалось. Сон, явь — всё превратилось в одно сплошное бдение без чувств, без сил, без эмоций. Состояние вечного полусна: балансирование на грани реальности и воспалённых, переполненных кошмарами сновидений. И ещё боль: неутихающая боль, которая, казалось, окончательно взяла верх не только над телом, но над всем существом Тани, пронзив каждый капилляр, каждую клеточку, каждую частичку.

Периодически перед глазами проплывали лица врачей. Они склонялись над Таней, прислоняли к её лицу, груди, ногам какие-то непонятные аппараты, делали уколы, ставили капельницы, растирали и массировали её тело, что-то, по всей видимости, делали с её ногами.

— Чувствуешь, я сейчас твою ногу поворачиваю? — доносился до слуха Тани вопрос.

Лишь едва заметный отрицательный поворот головы свидетельствовал о том, что Таня ничего не чувствует.

— А сейчас? Разве ты не ощущаешь, как я тебя уколол?

Вновь отрицательный ответ.

Таня даже не поворачивала головы в сторону врача, который совершал это действие. Взгляд её по-прежнему был устремлён в потолок. Зачем ей говорить что-то? Если бы она смогла почувствовать, что происходило сейчас с её ногами — она дала бы понять. А так… она не ощущала ровным счётом ничего.

— Ладно, — вновь звучал голос врача. — Завтра продолжим массаж. Нельзя допустить, чтобы началась атрофия.

Иногда Тане казалось, что она видит лицо своей мамы Натальи Евгеньевны с покрасневшими от слёз глазами. До неё долетали отрывки фраз, всхлипывания, стоны. Сон это был или всё происходило на самом деле, она не могла сказать. Да она даже не пыталась говорить что-либо. Губы её высохли, и начинало казаться, что сомкнулись они навсегда.

Она не реагировала и тогда, когда дрожащий голос мамы вопрошал её: «Танечка, доченька моя родная, ну как ты? Как ты себя чувствуешь? Что у тебя болит? Танечка, может, тебе принести что-нибудь завтра?»

Зачем эти вопросы и зачем отвечать на них, когда и так всё видно. И приносить тоже ничего не надо. Да и приходить тоже, в общем-то, не нужно. Зачем приходить? Чтобы смотреть на её переломанное тело? Что станет оттого, что кто-то будет приходить? Облегчение от этого явно не наступит. Пусть лучше все перестанут приставать со своими дурацкими вопросами о том, где у неё болит и что она чувствует в ногах. Болит у неё везде, а ног она не чувствует. Неужели непонятно? Однако каждый день повторялось одно и то же: всё те же вопросы, те же процедуры, те же лица перед глазами.