Юрий Щекочихин - Армия жизни

Поворотов, (подходит к двери, щелкает замком). Не обязательно.

Витан.Зря, Валерий Дмитриевич. А я вот помочь хотел. Ведь трудно человеку, не привычному к нашему миру, заниматься квартирными делами. Ведь ЖЭК не в небе — на земле. А плитка «шелкография» дается не по потребности, а по способности.

Поворотов (холодно). Благодарю.

Витан.Вы так ещеничего и не поняли?

Поворотов.Вот что…

Витан (в раздумье). Ну… Чем мне вам доказать, что я ангел, посланный вам с небес, как писал Константин Симонов в стихотворении «Жди меня, и я вернусь, только очень жди…»

Поворотов (холодно, щелкая замком). Симонов это не писал.

Витан.А… Взяло… То-то же… (Вдруг грустно.) Ничто человеческое вам не чуждо, и за это вы мне нравитесь. Ну ладно, так уж и быть. Скажу вам пароль.

Поворотов (открывая дверь). Прошу.

Витан.Я — от Федор Федоровича.

Поворотов(не слыша). Прошу.

Витан.Я говорю, что меня Федор Федорович прислал.

Поворотов (закрывая дверь). А… Нуда… Ну, конечно. Как же еще? Как же еще можно с нами? Только так! Ну… Прошу.

Темнота. Свет. Бульвар. Две скамейки. Между ними — доска объявлении. На первой скамейке сидят Дима и Миша. На второй скамейке сидит семнадцатилетняя девочка. Парни ошалело хохочут, потом замолкают, потому что Дима толкает в бок Мишу и показывает на Иру.

Миша.О, ши из герл!

Дима.Но это даже неважно. Современному человеку стыдно иметь предрассудки..

Миша.Ай эм сорри. (Ире). Эй, герл.

Ира не оглядывается.

Дима.А может, ты ее этим обижаешь? (Хохочет.)

Миша. Эй, вумен!

Дима (смеется). А этим ты обижаешь ее еще больше. И вообще неприлично разговаривать с женщиной, пусть даже она и девушка, на расстоянии. Сближает лишь непосредственное общение. Не так ли, френд?

Миша. О, йес.

Они встают и переходят на скамейку к Ире, садятся рядом с ней. Ира хочет встать и уйти.

Дима.Девушка, ну зачем же так? Разве мы страшные? Я или мой френд, он же приятель Майкл?

Миша.Май нейм из Майкл, ай лив ин Москоу.

Ира сидит. Не встает и смотрит в сторону.

Дима.Видите, его зовут Майкл, он живет в Москве, а я Дима. А вы боялись. Мы просто одинокие странники, грустные песчинки, занесенные на этот бульвар житейскими бурями. Ты согласен, Майкл, что мы занесены сюда бурями?

Миша. О, йес.

Ира смотрит в сторону.

Дима.Ну зачем же так? Жизнь — прекрасная штука только тогда, когда в ней прекрасно. Не так ли, Майкл?

Миша.Лете мэйк лав.

Дима.Правильно. Давайте любить друг друга, но не в том пошлом смысле слова, который, возможно, пришел вам сейчас в голову.

Миша прыскает при этих словах.

Тихо, Майкл! А в истинном, как завещал нам господь бог.

Миша.Кис ми квик!

Дима.Не обращайте внимания. Разве можно поцеловать такого человека?

Ира смотрит в сторону.

Миша.О, йес .

Дима.Видите, он согласен. Все последние годы жизни, а их уже семнадцать, надеюсь, вам столько же, он отличается поразительной скромностью, хотя сразу и не скажешь. Но я не о том. Надо любить цветы, деревья, травы… Поверьте мне. Опытному, поверьте, человеку, это — лучшая любовь в мире, как город, из которого выселены машины.

Миша.Лете гоу ту флэт.

Дима.Он предлагает ехать на квартиру… Майкл, ну мы же знакомы с девушкой только пять минут.

Миша.О, герл!

Дима.Не правда ли? Но в принципе это не имеет значения. Герл не герл. Мы же все одиноки, мы дети телевизора. Нам всем так не хватает плеча близкого человека, души, которая бьется о твою такт в такт.

Миша.О, йес.

Ира все еще смотрит в сторону.

Дима.Вы разве не замечаете, что в нас есть что-то общее.

Ира смотрит в сторону.

Миша (встает). Дим, пошли (Кивает на Иру.) Железобетон!

Дима с Мишей встают.

Дима.Но я чувствую, что мы еще с вами увидимся. И надеюсь, не на небесах, а на нашей грешной земле. Гуд бай.

Они делают несколько шагов, начинают хохотать. Останавливаются около доски объявлений. Дима вытаскивает из кармана листок бумаги, тюбик с клеем и приклеивает его на доску объявлений. Они уходят. Ира сидит еще несколько секунд, встает, подходит к доске объявлений, смотрит, срывает объявление.