Денис Драгунский - Третье лицо [калибрятина]

Теперь же Николай Алексеевич затеял продавать свою квартиру на Ждановке и покупать жилье в городе Пушкине. Он рассчитывал выручить некоторую существенную разницу, чтоб хватило еще лет на пятнадцать скромной, но достойной жизни, – а там уж поглядим. А во-вторых, квартира в Царском Селе – это само по себе очень элегантно. Хорошо звучит.

Поговорив с продавцом и обговорив некоторые детали сделки, он решил пройтись по парку.

Со скамейки его громко окликнули на «ты».

Это был его примерно ровесник, мужчина лысый и полноватый, в отличие от подтянутого Николая Алексеевича с короткой, но плотной седой стрижкой.

– Ванька! Так это ты? – узнал Николай Алексеевич, присмотревшись.

– А то!

Николай Алексеевич сел рядом и сказал:

– Да, давно не виделись… Лет пятнадцать, небось?

– Небось двадцать два!

– И ведь правда! – вздохнул Николай Алексеевич, оглядев старого приятеля. Тот был одет весьма прилично, и главное – туфли дорогие и новые. По туфлям видно человека. – Как ты, что ты?

– Если одним словом, то уезжаю, – ответил тот.

Николай Алексеевич вопросительно поднял брови. Иван Сергеевич объяснил, что едет в Германию. Вместе с женой. Навсегда, извините. К родному сыну. Сын там уже давно имеет гражданство, а вот теперь и он сам все оформил. Гуд бай, Россия, о!

– Ясно. Вот и попрощались, – сказал Николай Алексеевич. – Двадцать два года не виделись, а вот ведь как совпало! Интересная штука жизнь… – Он помолчал и добавил: – У меня тоже дети уже давно в Европе.

Он ждал, что Иван Сергеевич станет его расспрашивать, как у него дела, и уже готовился что-то складное и солидное рассказать, но тот вздохнул и сказал:

– Пятого июля самолет. А приехал я сюда, милый мой Коленька, и в самом деле попрощаться. Только не с тобой, ясное дело, откуда ж я знал, что ты подвернешься, живешь тут, что ли?

– Нет. Но собираюсь купить что-нибудь загородное…

– Попрощаться с одной чудесной, самой лучшей в моей жизни женщиной…

– Ого! Ну расскажи!

– И в твоей жизни тоже, полагаю! – мрачно сказал Иван Сергеевич. – Дачу Кочубея помнишь? Вон там, – и он мотнул головой назад и вправо. – Угол Парковой и Радищева. Или забыл?

* * *

Помнил ли Николай Алексеевич дачу Кочубея! Дело было в девяносто шестом, они приехали на конференцию. Он сам был питерский, поэтому вполне мог ездить сюда на электричке, но все-таки удобнее было жить вместе со всеми. Дача Кочубея – когда-то это была на самом деле дача. Точнее, маленький дворец какого-то старинного вельможи, а сейчас – гостиница с обслуживанием конференций и семинаров. Их с Иваном поселили в одном двухкроватном номере. Иван был из Москвы, неустанный рассказчик анекдотов, бывало, даже утомлял этим, особенно за обедом, но, судя по его докладу, хороший специалист и вообще умница. Почти подружились.

Но потом почти поссорились.

Там на рецепции была девушка, Надя ее звали, удивительно красивая, черноволосая и большеглазая, с полукруглыми персидскими бровями, темно-вишневым ртом и маленькими ушками. У нее была длинная шея, высокая грудь и тонкие руки с темным пушком выше запястий. Совсем юная, только окончила гостиничное училище, куда она пошла после восьмого класса. Она все это рассказала Николаю, он любовался ею и облизывался в сердце своем – ему, кстати, было тридцать шесть! в два раза старше! – но тут сбоку возник Иван, сосед и приятель. Стал шутить, рассказывать анекдоты, все более фривольные с каждым разом. Надя вспыхивала, хохотала, взмахивала своей красивой рукой, а Иван все сильнее наваливался на стойку рецепции, приближал к ней лицо, так что Николай отошел в сторону и пошел по своим делам. Сначала – на заседание секции, а потом – пройтись по парку.

На ужине Иван наклонился к нему, взял за рукав и шепотом попросил «пойти погулять где-нибудь». Потому что он с этой Надей уже условился. Николай помрачнел. Иван предложил, что он договорится о номере на одну ночь. Что он даже сам заплатит, чтоб другу было где переночевать. «Вот и договорись сам для себя, а меня не вытуривай!» – «Эх ты, друг называется!» – упрекнул Иван. Объяснять, что никакой он ему не друг, а всего лишь номинальный коллега и сосед по номеру, у Николая не было сил. Он мрачно кивнул, забрал из номера зонтик и пошел гулять.

Была серо-белая июньская ночь. Калитка в парк была открыта. Редкие мужские и женские фигуры двигались вдоль пруда в безмолвном тумане. Николай сел на скамейку, раскинул руки, вообразил себе, как Иван обнимает Надю, и вдруг понял, что он в нее сильно, тяжело и ревниво влюблен. Слова любви сами шептались в его голове. Ты моя прекрасная, ты моя чудесная, зачем же ты ушла от меня… Он чуть не заснул от бессилия. А может, и на самом деле задремал. Очнулся, посмотрел на часы. Шесть тридцать утра.