Теперь — в последний раз перебьем наш движущийся к развязке сюжет неторопливым рассуждением о природе таланта. Талант — это перпендикуляр. Это заплыв против течения. Это презрение к толпе и неистребимое стремление выделиться из нее так, чтоб она удивлялась и уважала. Нонконформизм, в общем, и способность делать что-то такое, чего большинство не может, или не хочет, или даже не понимает.
Видимо, наш поэт был талантлив.
… — Через месяц, — рассказывал он, — я озверел. Слушай: они ничего не делают. Ничего!!! Они с утра заряжаются дурью и мутно смотрят по сторонам. Их никто не трогает. Они на хрен никому не нужны. Они тупы, как сибирские валенки. Они рассуждают о буддизме, не зная, кто такой Будда, и о зороастризме, не зная, кто такой Заратустра: и балдеют от своей гениальности. Это самоходные растения, это салат из моченой капусты! Мне захотелось загнать их на комсомольскую стройку и там сгноить, пока я не нашел им применение.
Я изумился: какое применение может найти ленинградский бездельник датским бездельникам, да еще в их собственной столице?
— Ты пей, пиво хорошее, — сказал поэт, подливая крепкий, черный, экстракачества карлсбергский портер и придымливая «Мальборо».
Солнце садилось в воду. Мы сидели в низких кожаных креслах у его коттеджика, живописно торчащего на зеленом взгорке под раскидистым дубом: идиллия!
— Они любят пожрать! — поведал он. — А тощие — только от лени. Я не понял, какое применение может найти поэт любви окружающих к жратве. Разве что заставить их питаться своей поэзией. Учитывая калорийность стихов, отощание бедных хиппи делается понятным. Не передохли бы.
— Жена любит жарить котлеты, — продолжал хозяин. — Она до замужества вообще любила готовить, просто случаев не предоставлялось.
Так вот. На арабском рыночке, в воскресенье под закрытие, вечером, мясные обрезки-остатки идут почти задаром. Гроши. От ворот хлебозавода хлебный брак берешь бесплатно, его для того и выставляют. Чуть-чуть подпорченные лук и чеснок после закрытия рынка просто валяются на земле — бери, пока не подмели. А растительное масло, срок реализации которого только истек, можно купить на оптовом складе за двадцать процентов цены, если договориться; а масло вполне хорошее.
Я понял, почему пахло жареным. Ох затравит он простодушных детей Европы, ох ходить им с гастритами и колитами…
— Себестоимость котлеты одна крона, цена — пять, и это очень дешево, — продолжал он рецепт своего преуспеяния. — А если к ней берешь рюмку водки — из аптечного спирта, он дешевле окномоя — тогда на все крона скидки. Когда они распробовали, что значит выпить рюмку водки и закусить ее горячей котлетой, я открыл счет во втором банке. Заметь, никаких налогов. Банк в Швеции.
— И построил этот домик?
— Домик в две недели мне построили добровольцы за котлеты и водку. Я здесь теперь как бы главный кормилец и большой коммерсант. Туристская достопримечательность! Лоток видел?
Я видел лоток. Не иначе моряки специально доставили его с российской свалки, таких давно нет: ностальгия! Жестяной короб на велосипедных колесах был покрашен в родимый небесно-голубой цвет. И белая кириллица по борту навесила издевательскую дугу: «Ленобщепит, бля!» Кругом сидели хиппи и сытно рыгали. А за крошки дрались датские воробьи.
Жена пронесла полный поднос. Цепляющийся за ее джинсы карапуз угостил обломком котлеты датскую кошку.
— Почитай стихи, — пустил я пробный шар.
— С чего бы? — подозрительно поинтересовался бывший поэт. — Да пошел ты на… со своими шуточками. Скоро на рынок пора. А вообще надоело здесь — покормлю еще год-полтора этих бездельников и свалю в Америку. Куплю дом в Оклахоме.
— Почему в Оклахоме? — спросил я.
— Индейцев буду травить, — сказал он. — Пусть и они покушают. Охота мир посмотреть, пока молодой.
На месте совета директоров «Мак-Дональдса» я бы содрогнулся.
Сейчас уже никто не сумеет ответить на вопрос, почему исследовательские суда Института гидрологии Академии Наук отваливали из Угольной гавани, и именно с Десятой элеваторной площадки. Вероятно, был в этом какой-то глубокий научный умысел, тайный для непосвященных.
И вот отход назначен на одиннадцать утра. Чтобы лучше представить себе картину, возьмем один муравейник, одну бутылку скипидара и один словарь тюремного жаргона. Теперь перемешаем и запустим в режиме быстрой перемотки. Возникающее у зрителя чувство назвать весельем безнравственно, поэтому назовем его состраданием.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу