Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме

Мансур подошел к смотрящему за хатой двухметровому курду и попросил разрешения в честь празднования его «днюхи» поставить самогон. За последние четыре месяца с момента появления дагестанца в камере это был уже третий его день рождения.

— Мансур, у тебя уже был день рождения.

— Э, Самир! То же по паспорту был.

Смотрящий в недоумении почесал затылок.

— А сейчас как?

— Сейчас по другому паспорту.

— Ладно, ставь. Только о нас не забудь.

— Э, Самир! Мы же кавказцы. Как можешь так говорить? Все кавказцы братья.

Самир, будучи курдом по национальности, родом из солнечного Баку, согласился, что все кавказцы братья. Мансур расправил улыбку на необъятном лице и пошел ставить самогон. Дело происходило в большой, на 32 шконки, камере. В тот период в нее набили 102 человека, из которых, несмотря на то, что дело происходило в Москве, русских сидело всего четверо. Остальных представляли практически все основные кавказские народности, атакже гости из Таджикистана, Узбекистана и Казахстана. Был вечер, а под вечер в этом странном мире жизнь буквально кипела. Самир со своим близким грузином по имени Руслан расположился на двух соседних «шконках» и, поглядывая музыкальный канал, неторопливо беседовал на очень важную тему: о бабах. Рядом суетился Тофик, взятый Самиром в личные повара из чувства солидарности к азербайджанской диаспоре. Тофика обвиняли в изнасиловании, и потому он мог быть определен в стирщики, но покровительство двухметрового курда, находящегося в «должности» смотрящего за камерой, уберегло его от этой участи. Через час стол (два импровизированных из молочных пакетов, сшитых вместе, расположенных прямо на «шконке») оказался заполнен тюремной снедью: вольный хлеб, сало, колбаса, макароны быстрого приготовления, лук, чеснок. К этому моменту появилась пластиковая поллитрушка с самогоном, выгнанным Мансуром из первой партии готовой браги. Вечер обещал быть спокойным и почти праздничным.

Жаль, что Самир не знал исторической фразы, произнесенной Шамилем, возглавлявшим войну чеченцев против русских: если у аварца вдруг выросли за спиною крылья и он взлетает, хватай ружье и стреляй, пока он не улетел. Шамиль, будучи аварцем, хорошо знал своих сородичей.

Не успели братья кавказцы допить принесенный Мансуром самогон, как перед ними возник грузинский дедушка. Дедушке было 66 лет. Как он достиг такого преклонного возраста, будучи наркоманом, оставалось для всех загадкой. Дедушка, кипя негодованием, потребовал восстановления несправедливости. Выяснилось, что Мансур, уже успев надраться, послал старика на три буквы. Руслан вскочил и бросил на ходу:

— Сейчас разберемся. — Двинулся в сторону шконки дагестанца. Через мгновение оттуда послышались крики и шум драки. Пришло время вмешаться Самиру. Он поднялся и неторопливо поднялся улаживать конфликт.

— Ну-ка, Мансур, иди сюда, говорить будем, — с достоинством произнес курд, прекрасно понимая, что сейчас на него смотрят почти сто человек. Свара прекратилась, и из кубрика, отодвинув цветную шконку, выполз злой дагестанец.

— Чего надо? — грубо заявил он, представ перед смотрящим.

— Ты за базаром следи.

— Да пошел ты, — злобно бросил аварец и сделал попытку вернуться в кубрик.

— Ты, животное, стой, тебя не отпускали, — успел произнести курд и тут же получил по лицу звонкую плюху.

На секунду у всех присутствующих: стоящих у тормозов, сидевших на пальмах, за столом, высунувшихся на шум из своих кубриков, кто-то даже выглянул из-за шторок туалета, замерло дыхание. На мгновение в камере повисла звенящая тишина, которую буквально разорвал крик курда. Наверное, так или почти так кричат горцы, идущие в бой.

— Ха-та! Бей этого гада!

Здесь надо понимать, что в переполненной камере, где до туалета надо идти не меньше трех минут, буквально пробираясь в толпе, все происходит в гуще людей. Для того, чтобы кого-то ударить, двигаться особенно не надо. А при таком скоплении горячих парней подобные заявления, и даже не заявления, а прямое приказание, только в радость. Еще не успели веки аварца опуститься, как он со скоростью пулеметной очереди получил по роже раз пятнадцать. Последним подскочил маленький Тофик, с двумя высшими образованиями в прошлом, и буквально в прыжке засветил Мансуру в глаз. За первой очередью последовала вторая, а затем третья. В том, что били аварца, ничего особенного, в общем, не было. Особенность, или скорее неожиданность, оказалась в другом. После первых ударов, нанесенных дагестанцу, в разных концах камеры вспыхнули еще пять или шесть, не имеющих отношения к этому конфликту, драк. Агрессивность порождает агрессивность. Открытый призыв «смотрящего» бить привел к тому, что, вспомнив старые обиды, горячие парни тут же решили их исправить. Буквально через пару минут в камере уже кипела массовая драка. Лишь немногие не участвовали в ней. Забившись под шконки, переживали тяжелые времена «обиженные», да два специалиста, гонящие самогон, невозмутимо продолжали свое дело. В разгар битвы двери камеры распахнулись. В коридоре стояло тюремное усиление. Отчаянно залаяли собаки, рвущиеся с поводков. Однако в камеру их не запускали, справедливо опасаясь, что там их могут просто удавить. Бойцы усиления особого желания входить в помещение тоже не изъявляли. Кто-то из мусоров зычно проорал: