Эбби Гривз - Игра в молчанку [litres]

Краем глаза Фрэнк заметил свой прислоненный к стене велосипед. Он ржавел здесь уже полгода, не прикрытый чехлом и без замка. Застрявший в заднем колесе камушек прорвал покрышку, и колесо немного спустило; должно быть именно поэтому на велосипед никто не польстился.

Но выбирать не приходилось. Фрэнк бросился к своему привычному средству передвижения и перекинул ногу через седло. Собственное тело, сгорбившееся над низким, с выносами рулем, показалось ему неуклюжим, к тому же мешал зажатый под мышкой ежедневник, но отступать он не собирался. Оттолкнувшись от земли, Фрэнк медленно тронулся с места, ловя рулем равновесие и жалея, что на нем нет защитного шлема. Виляя по неровной гравийной дорожке, он старался думать о Мэгги. Только о Мэгги.

На первом же светофоре он пролетел на «красный» – тормоза велосипеда тоже нуждались в ремонте. Автобус четвертого маршрута резко, со скрежетом, затормозил в считаных дюймах от его заднего колеса, а Фрэнк, потрясенный и напуганный, даже не сумел помахать водителю рукой в знак извинения, стыдливой благодарности или того и другого вместе.

Потом он помчался дальше. Его ноги одеревенели от усталости и напряжения, потеряв всякую чувствительность. Широко раскрытым ртом Фрэнк жадно хватал нагретый солнцем и пахнущий выхлопными газами воздух, но его все равно не хватало. Пот тек с него ручьями, и промокшая рубашка неприятно липла к телу при каждом повороте педалей. «Мэгги, Мэгги, Мэгги…» – словно заклинание твердил Фрэнк сквозь зубы. Больше всего на свете он боялся потерять и ее.

Прилив отчаяния и безумной энергии, вызванный звонком Дейзи, помог ему преодолеть почти три четверти расстояния до больницы. Дальше начинался крутой подъем. Фрэнк попытался взять его с разгона, но обнаружил, что у него больше нет сил нажимать на педали. Тогда, прямо на ходу, он соскочил с седла, едва не угодив при этом под колеса ехавшего за ним громоздкого «вольво», оттащил велосипед к обочине и швырнул к подножию низкой живой изгороди, отделявшей проезжую часть от тротуара.

– Эй, мистер, разве он вам больше не нужен? – пронзительно пискнул низкорослый, плюгавый мужчина, который при виде ржавого сокровища даже выпустил руку своей подруги.

– Забирай!.. – рявкнул Фрэнк, машинально бросив взгляд на свои ноги.

Только сейчас он заметил, что на левой ноге у него надет старый шлепанец – из той пары, в которой он обычно работал в саду, а на правой – парусиновая палубная туфля [28] Палубные (яхтенные) туфли – специальная обувь для яхтсменов. Изготавливается из стойких к воздействию воды и соли материалов и обладает подошвой, обеспечивающей надежный контакт с палубой, но не повреждающей ее и не оставляющей следов на лаке. , которая никогда не ступала ни на какую палубу. Ни то, ни другое для бега категорически не подходило.

Еще мгновение Фрэнк колебался, пытаясь припомнить, когда он в последний раз бегал по-настоящему. Кажется, это было еще в школе, когда на уроке физкультуры их заставили бежать кросс. Насколько Фрэнк помнил, тогда он довольно быстро сошел с дистанции, променяв здоровый образ жизни на глазированную булочку и стакан пепси. Сейчас, однако, у него никаких вариантов не было, и Фрэнк побежал. Первые несколько шагов дались ему на удивление легко: шаг у него был длинным, размашистым, да и сам он был худым, как русская борзая. Фрэнк даже вообразил, что так пойдет и дальше, но не успел он пробежать и пятидесяти ярдов, как ему стало ясно, что его надежды были необоснованны. Фрэнк задыхался и хрипел как заядлый курильщик со стажем, хотя за всю жизнь никогда не прикасался к сигаретам за исключением одного-двух случаев.

Склон холма, на который ему предстояло взбираться, тоже преподнес Фрэнку неприятный сюрприз. Снизу он казался не особенно крутым, но на поверку оказалось, что бежать по нему вверх очень трудно. Протяженный и неровный, он мог вымотать и хорошо подготовленного стайера, да и бежать в разных туфлях по неровной булыжной мостовой было очень неудобно. С каждым шагом Фрэнк чувствовал, как усиливается острая боль в колене.

Пока жизнь идет размеренно и спокойно, мы часто думаем, что успеем сделать все, что необходимо: вылечить колено, заклеить прокол в заднем колесе, наладить испорченные отношения. Но потом что-то случается, и нам становится ясно, что мы не успели ничего. Если последняя неделя чему-то и научила Фрэнка, так это тому, что время редко играет на твоей стороне.

Пытаясь отвлечься от боли в колене и стекающих по лбу крупных капель пота, Фрэнк стал думать о том, что́ он скажет Мэгги. Она открыла ему все свои тайны и секреты; ее исповедь, написанная мелким, аккуратным почерком на тонких, как папиросная бумага, страницах ежедневника, действительно была исповедью, после которой можно с легким сердцем начать жизнь с чистого листа. А вот он так и не сумел сказать ей то единственное, что он должен, обязан был сказать. Кто же он такой после этого? Чего он сто́ит? И как Мэгги сможет любить его, если он снова струсит?