Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

Две желтые «Волги» — такси, заказанные накануне, терпеливо поджидали у подъезда с включенными двигателями. В одной поедут чемоданы, а в другой — мы с Галиной и сыновьями.

— Мишка, ты пиши, пиши чаще, — повторял Боб, поеживаясь от холода и пытаясь как-то снять напряжение момента.

Боб, он же поэт и прозаик Борис Горзев, кутался в куртку, спасаясь от пронизывающего ветра. Юлия, его жена, понимающе молчала, избегая лишней суеты. Лицо ее было непривычно печальным. Да и что тут было говорить, — всю ночь проговорили, вспоминали, курили и пили горькую сколько смогли. Прикорнули только под утро. Когда еще свидимся?

— Буду, конечно, буду писать, — отвечал я односложно, сам еще не зная, чем все это закончится сегодня, — поскорее бы!

Наконец машина поглотила чемоданы. Мы обнялись с Бобом и Юлей, посмотрели друг на друга долгим взглядом, как затянулись последней затяжкой. Дорогу в аэропорт просто не помню, был в какой-то отключке. Шереметьево напоминало муравейник. На регистрации два работника аэропорта отнесли наши чемоданы в сторону и перетряхнули все вещи, как при погроме. Хорошо, что обошлось без личного досмотра. После пунктов таможенного и паспортного контроля мы оказались в «чистой зоне» — в изолированном месте с магазинами duty free. Только здесь у меня появилось ощущение «невесомости» от свалившегося груза тревог последних месяцев — ОТПУСТИЛИ! Мы были уже не граждане Страны Советов, но еще не граждане Израиля. Ожидание посадки в самолет впервые не было тягостным.

Перелет прошел без проблем. Дети чему-то радовались. В моей голове крутились тревожные мысли: « У нас там нет ни родственников, ни друзей, мы не знаем иврит ». — « Ничего, хуже не буд ет», — мысленно отвечал я себе. В транзитной зоне аэропорта Будапешта мы провели несколько часов и поднялись на борт компании «Малев» рейсом в Тель-Авив.

Когда подлетали к Тель-Авиву, в иллюминаторе появился океан огней, как в фантастическом фильме. Пассажиры дружно зааплодировали мягкой посадке самолета. Было 21 декабря. На фронтоне здания аэропорта имени Бен-Гуриона светилась надпись: «Welcome to Israel». В здании аэропорта много света, аплодисменты, музыка, группа молодых израильтян танцует и поет что-то совсем непонятное, но задорное и веселое. «Эвену шалом алейхем»: « Хевену шалом алейхем, Хевену шалом алейхем, Хевену шалом алейхем, Хевену шалом, шалом, шалом алейхем» [11] «Мы вам желаем мира, мы вам желаем мира, мы вам желаем мира, мы вам желаем мира, мира, мира вам». .

И мы, прилетевшие этим рейсом, находимся как будто в центре снимаемого кинофильма. И еще много пальм, они прикрывают окна аэропорта, от них трудно оторвать взгляд. Что-то будит смутные детские воспоминания, связанные с отцом и пальмами… Что же это такое? Вдруг послышалось по громкой связи: «Доктор Михаил Рицнер, подойдите к третьей секции».

— Папа, папа, это тебя! — эхом повторяли сыновья, видя, что я не реагирую и, как в ступоре, не двигаюсь с места. — Это же тебя вызывают, ты слышишь, папа?

«Тебя вызывают!» — отозвались эхом их голоса в моей голове.

Но этого не может быть. Просто я опять вижу тот сон, мой детский сон с пальмами, с папой и… « Папа, ну папа, я видел во сне пальмы. Те пальмы из сказки, что мне мама читала…» Мистическое видение исчезло так же быстро, как и появилось. Верилось с трудом, что мы действительно приземлились в Израиле, на ЗЕМЛЕ НАРОДА ТАНАХА — БИБЛИИ, и проходим регистрацию в качестве новых граждан страны. Но это было именно так!

21 декабря 1989 года, я родился повторно,

но на этот раз в правильном месте.

На следующий день, 22 декабря 1989 года,

мы с женой и сыновьями впервые молча

стояли у Стены Плача — святыни

еврейского народа [12] Стена Плача — часть массивной каменной стены вокруг Храмовой горы Старого города Иерусалима, уцелевшей после разрушения Второго Храма римлянами в 70 году. Стена Плача считается самым священным местом в иудаизме. .

Это было что-то невероятное…

Лента новостей: 1912–1917 годы

15 апреля 1912 г. Затонул крупнейший пассажирский лайнер «Титаник».