— А я откуда знаю? — по-прежнему не оборачиваясь, равнодушно протянул Андрей.
— Я думал, вы вместе были. Младший только головой мотнул, неторопливо поднялся из-за стола и ушел в свою комнату.
— Мне еще уроки доделывать. Тёма появился где-то через полчаса, раскрасневшийся, вспотевший, взъерошенный. Словно вагоны разгружал, а не врал, не оправдывался.
Посмотрел на Андрея с признательностью, с горячей благодарностью.
— Спасибо, Дюха, что не заложил. Андрея передернуло от его слов.
— Я в долгу не останусь. Если что… Тёма попытался по-братски положить руку на Андрюхино широкое плечо, но тот брезгливо отшатнулся.
— Лучше уйди! — процедил сквозь зубы. Тёма недоуменно приподнял плечи.
— Ну, ладно. А что такого? Отчего брат бесится? Случись все наоборот, окажись Андрюха на его месте, а он — на Андрюхином, без лишних напоминаний прикрыл бы младшенького. Даже под пытками никому бы ничего не выдал.
Все-таки не чужие! Дверь закрылась за Тёминой спиной, и Андрюха бросил на нее тяжелый, мрачный взгляд. Он ничего не сказал отцу. И никогда не скажет. И остальным тоже не скажет. Никому. Он не будет судить Тёму. Потому что Тёма — брат. Но и защищать его тоже не будет. Потому что тот виноват, и Андрею трудно отыскать для него оправдания. И еще труднее согласиться с тем, что Тёма выйдет сухим из воды, и будет радоваться, что счастливо выкрутился. Ведь брат у него — скала, надежный человек, и прочее, и прочее. Почему же Андрюхе так паршиво? С его-то невиновностью! С его-то стойкостью и благородной братской солидарностью! Почему тяжело удержать обличающие слова? Разве рассказать кому-то, ни значит — предать брата? А он — не предатель, не стукач! Но Тёма… Тёму пугает не то, что он едва ни убил человека. Больше всего на свете Тёма боится, что об этом узнают. Главное, узнает отец. И отберет тачку. И Тёме нет никакого дела до десятиклассницы Машки Суриковой, лежащей в больнице. Он даже не спросил у Андрея — жива она или нет?
Черт его дернул подойти на автобусной остановке к стенду с объявлениями! Поверх всех этих мелких столбиков с полезной информацией о рабочих местах, домашних питомцах, мечтающих попасть в хорошие руки, и ждущих продажи вещах в отличном состоянии разместился большой лист с фотографией смущенно улыбающейся весьма симпатичной девчонки. «Тех, кто что-либо знает о ДТП, произошедшем 28 января возле дома 45, корпус 2 по улице Московской, в котором пострадала моя пятнадцатилетняя дочь, очень прошу позвонить по телефону…» Маша Сурикова улыбалась Андрюхе, ничего не требуя. Просто улыбалась. Словно случайно встретила мальчика, который ей нравился, и немного смутилась, немного растерялась и застыла в ожидании. И Андрюха подумал: лучше бы уж он оказался в тот день за рулем. Тогда бы он пришел в больницу к этой Маше, и честно бы во всем признался, и попросил бы прощения. И пусть бы она делала с ним, что хотела: писала бы заявление, вызывала бы полицию или жаждущего отмщения отца. Без разницы. В любом случае, так ему было бы легче.