Лидия Сычёва - Мёд жизни [litres]

В Ялте, наверное, было солнечно и ясно, там аквамариновая волна, нагретая галька и раздольный полёт чаек, в деревенской России бабье лето – с танцующими паутинками, с рыжими косогорами и валками соломы на полях, а здесь, в Москве, дождливый день – с красными, будто обожжёнными, кленовыми листьями на тротуаре, с тёмно-зеленой ивой под окном, с тяжелым веером серых брызг на дороге, с набрякшими зонтами на бульваре – они, как грибы, возникали то тут, то там. Но прохожих немного – день выходной, а куда ж идти в такой дождь?!

Оля хлопотала на кухне. Она любила сестру, но скрывала нежность напускной беспечностью, боясь растрогать её своей чувствительностью. «Какой чудесный день! – думала она. – Мы вместе. Это такая редкость!.. Мы в тепле, уюте, пьём чай с булками и с повидлом из яблок. (Варенье привезла сестра.) А яблоки собраны у родного дома. Это же совсем другие яблоки, немагазинные. Редкий промежуток, когда наши близкие живы и здоровы и мы говорим не про их болезни и скорби, а про всякие пустяки. Боже! Какое же это счастье – длинный дождливый день!.. Да ведь такого дня я и припомнить не могу, если честно!..»

Но вслух она сказала другое:

– А я люблю такую погоду. Под неё хорошо думается, особенно в деревне, если, конечно, срочная работа сделана до дождя и тебя не тревожит ни сено, ни огород, ни крыша на сарае. Хорошо тогда смотреть в окошко, в палисадник с фиолетовыми астрами, хорошо думать, отвлекаясь от зачитанной старой книги, хорошо вспоминать прошлое, счастливые мгновения (как здорово, что они были, никто их у тебя уже не отнимет!), и надеяться на чудесное… Мысленно она добавила: «Надеяться, даже если жить осталось совсем немного. И встречать каждый день, как великое счастье!»

По выражению лица Оля увидела, что её рассуждения кажутся сестре странными, если не глупыми, и поспешила переменить тему:

– А где твой кожаный плащ?

– Висит. Иногда я его ношу, но вообще он мне надоел.

И Оля тотчас вспомнила другую осень. Стояла несусветная грязь, с низкого неба шла противная морось. Сестра провожала её на автостанцию. Оля уезжала на междугородном автобусе в Москву. У неё тогда была интересная работа, кипучая жизнь, загранкомандировки, а сестра оставалась в провинции, среди грубого быта, скуки, связанная родственными обязательствами… Оля, глядя из окна автобуса на одинокую фигуру в кожаном плаще, не смогла сдержать слёз – сердце её защемило. И, каждый раз, возвращаясь к этому воспоминанию, она испытывала перед сестрой чувство вины.

После чая, невзирая на дождь, они пошли по магазинам – сестра хотела купить что-то потеплее, чем лёгкая куртка, что была на ней. Они перемерили кучу пальто. Ничего не подходило – одни были малы, другие велики, третьи – коротки, четвертые – не по фигуре, пятые – не того цвета. Обошли три магазина, вымокли, хотя всё время были под зонтами. Обе измучились, устали. Надо было возвращаться домой, собираться на поезд.

И всё равно Оля была счастлива. Её казалось, что звучит симфония дождя, что в величественном дворце природы играет великий пианист – Лист, например; и оттого, что слышит всемирную мелодию, она сопричастна её минору, и так по-хорошему сентиментально было у неё на душе, так неповторимо!

«Никогда, никогда больше в моей жизни не будет такого дождя!..»

Сестре же она говорила другое:

– Послушай, у Веры (дочери) целый гардероб вещей, которые она не носит. Давай посмотрим, может, что-то подойдёт. Не хочу, чтобы в дождь ты мёрзла.

– Да-да, – соглашалась сестра.

Но ей непременно хотелось купить сегодня что-то новое – раз уж вышли по магазинам в такой дождь. Сестра выбрала шляпу – вишнёвую, классической формы, из отличного фетра и, на удивление, очень дешёвую. Оля из солидарности купила модную кепку и тоже почти даром. Они смотрели в тонированное зеркало, подсвеченное с боков. Покупки их обновили – сёстры походили на удачливых авантюристок.

– Ну вот мы и в Париже! – смеялась Оля, убирая чёлку под козырёк кепки.

Сестра загадочно улыбалась – она заразилась её настроением.

И снова шёл дождь, вода струилась по тротуарам, в потоке кружились лимонные и багряные лодочки облетевших листьев, и терпко пахло дубовой корой, когда они шли через маленький старый парк, и непонятно было, что сейчас – день или вечер? – от долгого дождя затуманилось небо, сумрачные тучи скрыли солнце.

Они купили колечко пахучей белорусской колбасы. И снова сидели на тесной кухне, обсуждали погоду, детей и будущее.