Лидия Сычёва - Мёд жизни [litres]

– Вы на машине?

– Нет.

Ну, думаю, дело плохо. У нас даже в самых нищих семействах теперь хоть завалящая машинёнка, а есть – общественный транспорт ходит отвратительно, по выходным – вообще тишина. А в деревне без машины – труба, это как до революции – крестьянин без лошади.

Фёдор Кириллович говорит мне:

– Даша недалеко живёт, можно и пешком.

И надо же – дождь кончился! Солнце в окно ударило, осветило закуток в учительской, где я за фикусом сидела.

– Ладно, – говорю, – пойдёмте.

И я за ним, как старая коза, цок-цок, поцокала на каблуках на улицу Мира. Фёдор Кириллович поясняет, что после смерти тёщи домишко её они продали, Даше купили малосемейку, а остальные деньги давно прожили.

Идём мы с ним, перебрасываемся словами, я подробности выспрашиваю, чтобы не молчать – хотя и так всё ясно, как Божий день. А сама смотрю на улицу как в первый раз. Кованые заборы, ворота роскошные, иномарки дорогие – городишко наш торгашеский. Умеют люди вертеться при любом строе. А рядом с особняками, между богатыми домами, как гнилые зубы – халупки облупленные, штакетник проваленный, безнадёга полная. Во как народ рассортировали!

Приходим мы к двухэтажному многоквартирному дому советской постройки. Оконца облупленные, в подъезде темно, кошками пахнет. Везде приметы стойкой бедности – порожки выщербленные, лестница тёмная, дерматин потрескавшийся.

Бьём в двери (звонок не работает, электричество давно отключили – за долги). Открывает нам размалёванная девица в штанишках укороченных, в футболке рекламной «Сеть магазинов „Ешь сегодня“», на голове – красная бандана. По школе я её не помню – в моих она классах не училась, в чужих ничем не прославилась. Внешности обычной, незапоминающейся, худенькая, росточка среднего.

Дитё на продавленном диване сидит, сосёт сушку. В рекламной футболке «Подари жизнь». Больше на Машеньке ничего нету, даже носков. Но дитё, что я отметила, не запуганное, живое и бодрое.

Огляделась я… Видала, конечно, и раньше я нищету – чай, не с Марса приехала. Но в таком пристанище ещё не бывала. Квартирёнка на первом этаже, 29 метров общая площадь. Стены и потолок в жутких подтёках – соседи сверху залили. Из мебели – диван, столик на кухне, два стула. И шкаф. Всё!

Сели мы с несчастным мужиком на стулья шаткие, Дашенька с Машенькой на диване рядком, и начала я в безбашенной матери-одиночке разум пробуждать.

– Вы хотите сдать ребенка в приют. А вы понимаете, что можете его навсегда потерять?! Вас лишат родительских прав, Машеньку заберут опекуны – девочка славная, симпатичная, вы её родили, когда были молоды и здоровы. Возьмут её богатые бездетные люди, принарядят, песни и потешки с ней разучат. А потом взятку дадут кому надо и удочерят. И вы Машеньке – никто…

Глупая мамаша набычилась и молчит. Голову опустила, задумалась.

Я нажимаю:

– А если жизнь сложится так, что вы больше никого не родите?! Как можно от здорового ребёночка добровольно отказываться?! Опомнитесь, Даша!

Тут её как прорвало:

– А мне её кормить нечем! Отец привёз продуктов из деревни, неделю проживём. А потом? Пусть государство забирает и кормит! Я не могу на голодную дочь смотреть. Совесть не позволяет! У меня сердце разрывается-а-а…

И начала плакать.

– Но вы же на гульбу деньги находите?

– Я свои не трачу! У меня их нет! Знакомые угощают.

– Пишите, – говорю, – заявление на передачу дочери в приют. Неделю будут оформлять. А я обязана с этого момента контролировать ваш быт.

На том и распрощались.

Вернулась я в школу под сильным впечатлением. Кинули мы с завучем по воспитательной работе клич – по сбору вещей для приюта. На следующий день дети натащили нам тряпья, обуви, игрушек.

Я рассортировала добро на мальчиковое и девичье, на чистое и не очень, на ношенное и новое. Набила две китайских клетчатых сумки вещами для Даши и Маши и двинулась на улицу Мира.

Прихожу. Стучу в дверь. Не открывают. Стала тогда громко вещать: я, мол, с инспекцией, сейчас буду вызывать полицию.

Приоткрыла Даша дверь. Размалёванная ещё больше, глаза под синими тенями туда-сюда бегают. Начинает мне что-то лепетать про неприкосновенность жилища.

Я отодвигаю её в сторону, прохожу в хоромы. И вижу такую картину: дитё, обряженное в линялое платьице, играется на диване с пустыми банками из-под «Кока-колы», а за столом выпивают два огромных бугая. Закуска скромная: хлеб чёрный, луковица, селедка магазинная в лотке, колбаса варёная.