Тимур Ильясов - Обыкновенная трагедия

— Подруга, конечно, нет, нельзя! Ты не заслуживаешь такого. Ну как же так!!? Что же он сделал с тобой? Это же он, да?

— Конечно он, кто же еще! — девушка глубоко и нервно затянулась сигаретой. — Короче, я ему все высказала. Сказала, что раз он так со мной обращается, то и я не будет церемониться, а найду его жену и все расскажу про нас. Тут он начал орать, угрожать мне, что если я расскажу, то он меня кончит. Подловит вечером возле базара и придушит. И ему ничего за это не будет. А если поймают, то он через тестя отмажется или просто деньгами откупится. Потаскают его месяц к ментам и отпустят. А дочь моя останется сиротой, и заберут ее в детский дом. Ты меня знаешь, у меня кровь горячая, еще и выпила. Я как такое услышала, так сгоряча вцепилась в его наглую харю, хотела разорвать, скота. Так обидно стало за себя, за всех нас простых трудяг, что позволяем таким как он опускать нас. Аааа?!! Ну почему, подруга?!! Да кто он такой, гнида тупая! А я, конечно, дура, что связалась с таким, как он. Ну ведь от безнадеги же связалась! Ведь если бы у меня свой нормальный мужик был, стала бы я таскаться с таким типом как он, ааа…?!!! Короче изрисовал он меня там же. Я отбивалась, орала, как могла. Шум поднялся, крик. Все прибежали, оттаскивать его начали. Но он же, кабан, здоровый, его так просто не оттащишь. Пока охранники не объявились, он меня мутузил как хотел, сука. Ну и я ему успела морду попортить. Не зря же маникюр-шмедикюр делала, — девушка вдруг улыбнулась, показывая Марии длинные красные ногти, неровно обломанные в нескольких местах. Улыбка вышла лишь одной стороной лица. Вторая же часть, где разливался и раздувался синяк, осталась неподвижной.

Мария внимательно слушала девушку. Каждое слово подруги со жгучей болью и невыносимым состраданием отражалось в ее сердце.

— Подруга, что же делать?!! Мы не должны оставить это так! Мы должны сделать что-то! Давай пойдем в полицию. Ты же знаешь, на базаре есть их участок. Ты все расскажешь, они тебя защитят, а его накажут.

— Ахахаха, — хрипло рассмеялась подруга и потушила окурок в пустой стакан из-под чая, — какая ты наивная, сестренка. Да никто и слушать меня не будет, как поймут, на кого пишу. Даже заявление не возьмут. А если возьмут, то выкинут сразу, как уйду. Или вообще меня саму крайней сделают и откупаться заставят. Ты думаешь, они там сидят, чтобы защищать таких, как мы?!! О, нет! Они сидят, чтобы бабки зарабатывать, у них бизнес такой, понимаешь. И работать будут они на того, кто эти бабки им платит. А раз у нас с тобой бабок нет, то для них мы бесправное быдло. Эх, сестренка, так не пойдет. Ничего, ничего, отлежусь пару дней дома, поскулю и опять на базар выйду. А потом подумаю на свежую голову, как ему ответку кинуть. За мной не пропадет, пусть даже не надеется…, — девушка достала из сумки зеркало, потрогала синяк, раздраженно убрала зеркало обратно и закурила новую сигарету. Истерика прошла, первая буря эмоций покинула девушку. Теперь ее лицо выражало тихую злобу и упрямство.

Только сейчас Мария обратила внимание на девочку. Она забилась в дальнем углу кровати и внимательно слушала мать. Мария пожалела, что девочка все слышала. Ей было стыдно за подругу, за всю эту кошмарную, неприличную ситуацию. В ее голове проносились мысли о том, как можно все исправить и сделать так, чтобы все были довольны. Чтобы подруга смогла найти в жизни опору достойного мужчины и стать лучшей матерью. Чтобы дочь могла получить сполна причитающееся ей беззаботное детство. И, несмотря на отвращение, она подумала и о том мужчине. Чтобы он стал умнее и лучше, и не растрачивал бы себя на сиюминутные удовольствия. Ведь, несомненно, что он заблудившийся и несчастный человек, думала она. Ведь не может же счастливый человек изменять жене и избивать беззащитную девушку. Но она ничего не могла сделать, ничего исправить. И ощущение собственного бессилия опустошало Марию.

Через полузакрытые шторы окна было видно, как пошел снег. Пушистый и легкий, он грациозно кружил по морозному воздуху, пока не падал на землю. Последний снег был давно и все вокруг успело стать серым и грязным. Голые сучья деревьев искореженными вилами протыкали низкое небо. А неподвижный воздух был пропитан холодной влагой и испражнениями неухоженного города. Но природа сжалилась. Новый снег делал свое доброе дело. Как по волшебству, город преображался. Уродливые крыши домов, ржавое железо труб, ущербная серость бетона и замусоренная грязь улиц, все покрывалось пухлыми белоснежными покрывалами, маскировалось под безупречный зимний макияж. Город замер, завороженный творящейся магией. Тишина проникла всюду и везде, чтобы дать прислушаться к едва слышному шепоту падающих на землю снежинок.