Юлия Друнина - Избранные произведения в 2 томах. Т. 2. Стихотворения 1970–1980; Проза 1966–1979

И вот я держу на коленях настороженную, что-то подозревающую лисичку. Алексей наполняет шприц, потом осторожно оттягивает правый «иксик», мажет йодом и энергично втыкает в него иглу. Алиска вздрагивает и старается увидеть, кто это так предательски ее «укусил». А лекарство почему-то не идет. Незадачливый лекарь, морщась, вытаскивает иглу и снова оттягивает Алискину лапу. В этот момент я обнаруживаю свою правую руку в… пасти у Алиски. Одновременно с моим открытием Алексей делает укол. Закрываю глаза: ведь Алиска запросто перегрызла металлическую цепочку! Почему же она должна церемониться с одним из мучителей, ни с того ни с сего делающих ей больно? И откуда может знать лиса, что это, так сказать, «боль во спасение»?

Но она, видимо, понимала это каким-то десятым чувством. А может быть, просто безгранично доверяла мне. В момент укола Алиска только чуть-чуть сжала зубы…

Дело пошло на поправку. Симптомов выздоровления было много, а главный – серия пакостей. Когда Алиска совершила первую из них, мы поняли, что все в порядке.

Дело было так. Во время междугородного телефонного разговора я вдруг почувствовала, что говорю в пустоту. Ни собеседника, ни зуммера. Что случилось? Линия не повреждена. Аппарат в порядке. Розетка тоже. Стали проверять сантиметр за сантиметром провод. И тут увидели – в одном месте он прокушен знакомыми острыми зубками…

Из несчастного, никому не нужного зверька, дрожащего от страха и холода на Птичьем рынке, Алиска как-то сразу превратилась в домашнего идола, которому радостно поклонялась вся наша маленькая семья.

Каждый старался завоевать ее расположение, и я очень гордилась, что, несомненно, преуспела в этом.

Только мне разрешала Алиска брать себя на руки, хотя первую минуту всегда дрожала крупной дрожью и поджимала ушки: инстинкт дикого зверя боролся в ней с привязанностью к человеку.

Только у меня принимала Алиска еду прямо из рук, скусывая ее с удивительной деликатностью, – я никогда не опасалась за свои пальцы.

Как-то Алексей решил по моему примеру накормить Алиску таким же образом. Он протянул ей кусочек печенки. Лисичка милостиво приняла подношение, аккуратно положила его на пол и тут же сделала молниеносный выпад, символически хватанув своего «кормильца» за палец: не подкупишь, мол, не на такую напал! После этого она неторопливо, с достоинством принялась есть…

Дочку Алиска просто терроризировала – охотилась за ее ногами, пытаясь укусить. Алена, вооруженная веником, передвигалась по квартире странными громадными прыжками. Часто слышались ее отчаянные вопли: «Мать, на помощь!»

Почему Алиса так невзлюбила Аленку?! Кто знает! Может, была в ее жизни какая-нибудь злая девчонка, внешне похожая на мою дочь – такая же длинная, лохматая, с громким голосом и резкими движениями, – которая изводила ее…

А может быть, Алиску просто раздражали порывистость Аленки и ее манера громко разговаривать? Кто знает!

Я-то стала двигаться и говорить с величайшей осторожностью. Знакомые утверждали, что теперь, с появлением Алиски, я не хожу, а скольжу на полусогнутых, не жестикулирую, а делаю пассы, не говорю, а воркую…

Друзья иногда спрашивали меня, почему я держу в квартире дикое, а не домашнее животное. Ведь с ним столько хлопот!

В ответ я только пожимала плечами. Почему? Да потому, что это доставляет мне радость! Мне доставляет радость завоевывать любовью непослушное, недоверчивое существо и видеть, как между нами протягиваются все новые и новые нити.

Мне радостно знать, что, как только я, возвращаясь домой, захлопну дверцу лифта, Алиска насторожит ушки, пискнет тоненько-тоненько, как сверчок, и бросится словно собачонка, к двери. Правда, когда я войду в переднюю, она, в отличие от собаки, сделает вид, что выскочила вовсе не ко мне, а просто так, по своим делам. Очень уж мы горды!

Но мне нравится именно эта ее гордость, сдержанность, независимость. И тем ценнее каждое проявление ее чувств.

Сколько радости может, например, доставить одно только движение дикарки – неожиданный прыжок к тебе на колени, когда ты сидишь вечером, ссутулившись, на диване, усталая, недовольная собой, замороченная нескончаемыми своими человеческими делами!

А проказы? Разве матери меньше любят своих малышей, если даже порой те и изводят их?..

Вообще натура у Алиски была обезьянья. Она не могла не пакостить – рвать, ломать, грызть. Поэтому в наше отсутствие и ночью Алиска имела право пользоваться только своими «персональными апартаментами» – совмещенным санузлом и коридором. Однако она не сдавалась и совершала регулярные подкопы под двери жилых комнат. Однажды утром мы с ужасом обнаружили, что половина паркета в коридоре аккуратно, по досочке разобрана…