Юлия Друнина: Избранные произведения в 2 томах. Т. 2. Стихотворения 1970–1980; Проза 1966–1979

Шелестят осины надо мною,
Желтый лист приклеился к плечу…
Знаю, что высокою ценою
За любую радость заплачу.

Паучок спланировал на платье,
Оборвалась паутинки нить…
Что цена мне? Я из тех, кто платит –
Только было бы за что платить…

Да, в итоге по высшему счету
Лишь за труд воздается сполна,
И работа, одна лишь работа
В книге жизни тебе зачтена.
Ты в простое – безделица ранит,
Ты в простое – беспомощна ты…
От душевной усталости ранней,
От тщеславия и суеты,
От тоски, настоящей и ложной,
От наветов и прочего зла
Защити меня, бруствер надежный
Бруствер письменного стола.

Мне сегодня, бессонной ночью,
Показалось, что жизнь прошла…
Мой товарищ, памирский летчик,
Как идут у тебя дела?
Не суди меня слишком строго,
Что давно не пишу тебе:
Не забыта она – дорога
От Хорога до Душанбе.
Не забыто, как крупной тряской
Било крошечный самолет,
Как одной кислородной маской
Мы дышали с тобой в черед,
Как накрыл нас туман в ущелье –
Узком, длинном, как коридор,
Как отчаянно, на пределе,
Барахливший тянул мотор.
Не пищу. Только помни прочно –
Не оборваны провода…
Неожиданно, поздней ночью,
Позвоню и скажу: «Беда,
Заупрямилась непогода,
Все труднее дышать, браток.
Мне бы чистого кислорода,
Мне бы дружбы твоей глоток!»

Закрутила меня, завертела Москва,
Отступила лесов и озер синева,
И опять, и опять я живу на бегу,
И с друзьями опять посидеть не могу.
И опять это страшное слово «потом»…
Я и вправду до слез сожалею о том,
Что сама обрываю за ниткою нить,
То теряю, чего невозможно купить…

Есть скромность паче гордости –
Я знаю.
Ты скромен или горд? –
Не разберусь.
В твоих глазах прищуренных – сквозная
Осенняя изменчивая Русь.

Того гляди, пахнет колючим снегом,
Того гляди, метелью заметет…
Себе порой кажусь я печенегом,
Страшащимся отправиться в поход.

Боюсь попасть к морозам в окруженье,
Боюсь в твоем обуглиться огне,
Еще боюсь, что ужас пораженья
Победой может показаться мне…

Днем еще командую собою,
А ночами, в беспокойном сне,
Сердце, дезертир на поле боя,
Не желает подчиняться мне.

Сколько можно, сколько можно сниться!..
Просыпаюсь, зажигаю свет.
За день отвоеванных позиций
Утром словно не было и нет.

Вновь тревога, снова боль тупая.
А считала, это за спиной.
Как татуировка, проступает
Все, что было вытравлено мной…

Пусть больно, пусть очень больно –
И все же круши, кроши:
Стучит молоток отбойный
В запутанных шахтах души.

Стучит он и днем и ночью –
Хватает тревог и бед.
Проверка идет на прочность,
Конца той проверке нет.

И что же здесь скажешь, кроме
Того, что твержу весь век? –
Надежней всего в изломе
Обязан быть человек…

Чем тяжелей, тем легче:
Если плохо,
Все, что возможно, на себя навьючь.
Работа – вот лекарство.
И не охай.
Справляйся сам, своих друзей не мучь.

Чем больше ноша, тем сильнее плечи.
К тому же через месяц или год
Боль в сердце станет, вероятно, легче –
Конечно, если очень повезет…

Только грусть. Даже ревности нету.
Нет тоски, лихорадки, тревог.
Для меня ты – чужая планета,
И к тебе не ищу я дорог.

Холод звезд меж тобою и мною
И, должно быть, совсем не беда
То, что я притяженье земное
Не смогу одолеть никогда…

И когда я изверилась, сникла, устала
И на чудо надеяться перестала,
Позвонил человек из далекой страны,
И сказал человек:
– Вы мне очень нужны. –
И сказал человек:
– Я без вас не могу… –
За окном закружились дома на снегу,
Дрогнул пол, покачнулись четыре стены.
Человек повторил:
– Вы мне очень нужны…
– Этот голос с акцентом –
Замедленный, низкий!
А потом бормотание телефонистки:
– Почему вы молчите, Москва, почему?
Отвечайте, алло! –
Что ответить ему?
Что давно я изверилась, сникла, устала,
Что на чудо надеяться перестала,
Ничего не хочу, никого не виню,
Что в остывшей золе не воскреснуть огню?