Юлия Друнина - Избранные произведения в 2 томах. Т. 2. Стихотворения 1970–1980; Проза 1966–1979

Как солдаты в окопе,
Отбивались мы вместе.
Умирал ты, как жил –
Никого не виня.
До последней минуты
Был рыцарем чести,

До последней:
Жалел не себя, а меня…

Журавлиные эскадрильи
Агармыш, что вплыл во тьму.
Не в Москве тебя хоронили –
В тихом-тихом Старом Крыму.
Я твою выполняла волю…
Громко бился об урну шмель.
Было с кладбища видно поле
И дорога на Коктебель.
Люди плакали, медь рыдала,
Полутьма вытесняла свет.
На дороге лишь я видала
Удалявшийся силуэт.
И ушел ты в слепую темень,
Вслед уплывшему в горы дню.
Я осталась пока что с теми,
С кем потом тебя догоню…

Сначала друг,
А следом самый близкий
Мне человек
Ушел в последний путь…
Ну, что ж –
По крайней мере, нету риска,
Что будет мне больней
Когда-нибудь.

И, все-таки,
Поставить на колени
Судьбе меня не удалось опять.
Ведь я из фронтового поколенья –
Мы не умеем руки опускать.

Как страшно теперь просыпаться!
Как тягостно из Небытия
В Отчаянье вновь возвращаться –
В страну, где прописана я.
Весь мир превратился в пустыню,
Все выжжено горем дотла.
Какой я счастливой доныне,
Какой я счастливой была!

Хоть горя хлебнула в семнадцать,
Хоть после нелегок был путь…
Как страшно теперь просыпаться,
Как трудно теперь мне уснуть!

Я заблудилась на кладбище
И было жутко слышать мне,
Как погребальный ветер свищет
В потусторонней тишине.

Я заблудилась, заблудилась,
Мне чьи-то слышатся шаги…
Родной, как в жизни, сделай милость
Мне помоги, мне помоги!

Как тоскуют в ночи поезда,
Пролетая угрюмый Сиваш!..
Я тебя никогда не предам,
Ты меня никогда не предашь.
Потому что сквозь жизнь пронесли
Кодекс Верности, Дружбы устав.

Как грустят о портах корабли,
Так тоскуют уста об устах.
В облаках, затерявшись из глаз,
Одинокий грустит самолет.

Знаю, жизнь нас обоих предаст
Кто-то первым навеки уйдет…

Снова тучи разорваны в клочья
Чьей-то властной и злою рукой.
Снова с другом морозною ночью
Молча бродим над мертвой рекой.

Нам обоим от жизни досталось,
Била в юности, в зрелости бьет.
Как зима, подступает усталость,
Тихо кровь превращается в лед.

Может, вовсе и не было лета?
Но под снегом, под панцирем льда,
(Даже как-то не верится в это!)
Колобродит живая вода.

Среди совсем еще нагих ветвей
Защелкал сумасшедший соловей,
Защелкал, хоть от холода свело
Болезненною судорогой крыло,
Запел, хоть соловьихи не летят,
Хоть эту ночь переживет навряд,
Запел, и не надеясь на ответ…

Вот так и ты –
Непризнанный поэт.

Считается – счастье лечит,
Считается – горе сушит,
Считают – живется легче
Под панцирем равнодушья.

У памяти есть архивы,
У сердца свои анналы:
Была я до слез счастливой,
Страдала, и как страдала!

Но только вот не припомню
Такого, простите, чуда,
Что было бы все равно мне,
Когда моим близким худо…

Была счастливою с тобой –
Такой счастливой я!
Но счастье рухнуло в забой,
Как тяжкая бадья.
(Мы все осуждены судьбой
На тьму небытия…)

Бездонна шахта и черна,
В ней вечный мрак и лед…
И чья вина? –
Ничья вина!
Кому представишь счет?

Смешно, что считают сильной,
Просто смешно до слез! –
Дочерь твоя, Россия,
Я не пугаюсь гроз,

Но мелкой грызни мышиной
До паники я боюсь,
Узкую давит спину
Всякий житейский груз.

Яростно Время мечет
Беды со всех сторон.
Обороняться нечем –
Последний храню патрон…

Враг мой
Где-то по-соседству рыщет,
Слышит, как смеюсь я и пою,
Прячет,
Словно нож за голенище
Ненависть угрюмую свою.