Мариу ди Андради - Макунаима, герой, у которого нет никакого характера

— Поговорим?

— Давай.

— О чем говорить будем?

Оибэ почесал подбородок, подумал и вдруг говорит:

— Давай обо всяких непотребствах говорить?

— Ух ты! Вот это я понимаю! — воскликнул герой.

И они целый час говорили о всяких непотребствах.

Оибэ готовил себе еду. Макунаима не был голоден, но, тем не менее, он поставил клетку на пол, притворно погладил себя по животу и — рраз! — икнул. Оибэ обернулся:

— Это что такое?

— Поесть бы, поесть бы!

Оибэ взял плошку, положил туда кореньев кара с бобами, насыпал полное блюдце мелкой маниоковой муки и дал герою. Но ни кусочка не дал от пакуэры из требухи, которую жарил на решетке из коричного дерева, а уж она-то источала настоящий аромат. Макунаима проглотил все, что ему дали, не пережевывая, и, хотя он и не был вовсе голоден, у него слюнки потекли от жарящейся пакуэры. Он притворно погладил себя по животу и — рраз! — икнул. Оибэ обернулся:

— Это что такое?

— Попить бы, попить бы!

Оибэ взял ведро и пошел к колодцу за водой. А пока он ходил, Макунаима вытащил решетку из корицы, разом проглотил всю требуху и принялся спокойно ждать. Когда змей принес ведро с водой, Макунаима выпил полведра, шмякнул его оземь и — рраз! — зевнул.

Чудище подскочило:

— Да что с тобой такое?

— Поспать бы, поспать бы!

Тогда Оибэ отвел героя в комнату для гостей, пожелал спокойной ночи и закрыл дверь снаружи. Он надеялся спокойно поужинать. Макунаима поставил клетку в углу комнаты, накрыв кур тканью. Он попытался оглядеться в темноте. Повсюду в комнате был какой-то бесконечный шорох. Макунаима щелкнул кремнем об огниво и увидел, что здесь полно тараканов. Но делать нечего — пришлось ему лезть в гамак, посмотрев сначала, всего ли довольно леггорнам. А им-то что — знай себе тараканов клюют. Макунаима посмеялся про себя, рыгнул и уснул. Скоро тараканы его покрыли сплошь.

А тем временем Оибэ обнаружил, что Макунаима съел весь его ужин, и сильно разозлился. Он схватил колокольчик, накинул на себя белую простыню и решил поиграть с гостем в привидение. Но только поиграть. Он постучал в дверь и зазвонил в колокольчик — дилинь!

— Кто там?

— Ищу свою требуху-буху-буху-буху-ху, дилинь!

И дверь открылась. Когда герой увидел привидение, он так испугался, что не мог пошевелиться, — он ведь не знал, что это никакое не привидение, а Оибэ. Привидение наступало:

— Ищу свою требуху-буху-буху-буху-ху, дилинь!

Тогда Макунаима понял, что это никакое не привидение, а ужасное чудовище, змей-исполин Оибэ. Осмелев, он схватился за серьгу в своем левом ухе — которая была машина-револьвер — и выстрелил в приближавшееся привидение. Но Оибэ и ухом не повел. Герою снова стало страшно. Он сиганул обратно в гамак, забрал клетку с леггорнами и вылетел через окно на улицу, раскидывая по дороге тараканов. Оибэ за ним. Но при всем том он только понарошку хотел съесть героя. Макунаима несся что было сил, но змей не отставал. Тогда герой положил два пальца себе в рот, пощекотал там и выплюнул съеденную муку. Мука превратилась в песчаную пустыню, и, пока чудище пробиралось через пески, Макунаима успел убежать. Он свернул направо, спустился с Громового холма, который гремит один раз в семь лет, пробежался через несколько рощ, обошел шумный водопад, пересек весь Сержипе и, наконец, остановился отдышаться на каменистом берегу. Перед ним был выдолбленный в скале грот, а в гроте — алтарь. И монах стоял у входа в грот. Макунаима спросил его:

— Как звать тебя?

Монах уставил на Макунаиму холодные глаза и с расстановкой произнес:

— Я — художник, зовусь Мендонса Мар. Века три назад ушел я от несправедливости людской в сертан. Я нашел этот грот, собственными своими руками воздвиг этот алтарь во имя Иисуса в Пещере и теперь, приняв имя Франциска Отшельника, живу здесь и прощаю людей.

— Хорошо, — ответил Макунаима и снова побежал.

Но пещер в этом месте было много, и уже в следующей сидел еще один незнакомец, вытворявший настолько нелепые вещи, что Макунаима в изумлении остановился. Это был Эркюль Флоранс. Он ставил стеклянную пластинку в пасть маленького грота, а потом накрывал на время листом тайобы и вновь открывал. Макунаима спросил:

— Ну-ну-ну! Господин хороший, вы же расскажете мне, что тут делается?

Незнакомец повернулся к нему и со светящимися от восторга глазами сказал:

— Gardez cette date: 1927! Je viens d’inventer la photographie! [4] Запомните этот год: 1927! Я изобрел фотографию! (франц.)

Макунаима в ответ расхохотался: