Евгений Суворов - Голос [сборник]

Лейтенант любил облачные, пасмурные дни, дождю радовался больше, чем солнцу, и Федя не мог понять этого. Подражая лейтенанту, он тоже пытался полюбить такие дни, но у него ничего не выходило.

— Разве хорошо пасти по дождю? — как-то в солнечный день спросил он лейтенанта.

— Хорошо, — после некоторого молчания ответил тот.

— По мокрой траве?!

— Да, по мокрой.

Федя задумался. Днем все было обычно, но он не узнавал лейтенанта, когда в ясную погоду всходило солнце, и вечером, когда солнце закатывалось, обещая хороший день. Бывало, так набегаются за коровами, что Федя где стоит, там и упадет. Отдыхают они на траве или на колодине, чаще всего около речки, и вдруг Федя обнаруживает, что лейтенант опять сидит спиной к закату. Поначалу он не придавал этому значения, но однажды сказал:

— К солнцу сидеть лицом куда интереснее! Я всегда так сижу. Веселее же.

Лейтенант внимательно посмотрел на Федю, посерьезнел, потом натянуто засмеялся, махнул рукой: пустяки, мол, не обращай внимания.

Один раз непонятным своим поведением лейтенант до смерти напугал Федю.

Пасли они коров недалеко от деревни. Место, конечно, красивое, но хлопотное: смотри и смотри, чтобы коровы в пшеницу не зашли! День был на редкость душный и жаркий, багровое солнце клонилось к вечеру, и вдруг что-то стало делаться с небом: полосы света — красные, голубые, зеленые, а у самого горизонта синие и черные — стали пронизывать небо, находили одна на другую, исчезали и снова появлялись, напоминая перекрещенные опрокинутые прожектора. Федя с изумлением смотрел на необычный, грозный закат, захвативший полнеба. И чем ярче горело небо, тем жесточе, казалось ему, шла война за Сталинград. Закат виделся совсем близко, за лесом, в котором они пасли коров, и, наверное, поэтому Феде казалось, что война рядом. Оглянувшись, он увидел лейтенанта, бегущего от заката по кочкам, по кустам, по грязи, только брызги разлетаются — как будто под ногами у него снаряды или бомбы рвутся! У Феди дух захватило, когда он подумал об этом. Пятна красно-бурых коров, разбросанные по зеленой лощине, показались ему горящими вражескими танками…

Федя не мог понять, куда и зачем бежит лейтенант. Может, он догоняет зверька или раненую птицу?

Федя кинулся за лейтенантом. Но, как он ни старался бежать, ловко перепрыгивая через кочки и зеленые лужи, расстояние между ними не сокращалось.

Около леса лейтенант споткнулся обо что-то, рухнул и остался лежать лицом к земле, закрыв голову руками. Федя упал рядом с ним.

— Живой? — крикнул он, будто они находились под бомбежкой или артобстрелом.

Лейтенант слабо пошевелился.

— Живой, — обрадованно сказал Федя.

Он ждал, когда лейтенант поднимется, но тот что-то не торопился. Федя стал тормошить его, сначала потихоньку, а потом сильнее.

Лейтенант, все еще тяжело дыша и морщась от боли, сел на траву около низко спиленного пня (об него-то он и споткнулся) и стал счищать грязь с одежды.

— Зашибся? — спросил Федя.

Лейтенант вяло махнул рукой: мол, ерунда, мне плохо не из-за этого.

У Феди отлегло от сердца: глаза у лейтенанта целы, только на щеке небольшая царапина, из нее сочилась кровь.

Федя огляделся, сорвал длинный бархатистый лист, подал лейтенанту:

— Приложишь, и все за минуту пройдет.

— В-видал… как м-меня з-заносит, — к великому огорчению Феди, сильно заикаясь, сказал лейтенант. — Мне, з-знаешь, где с-сейчас… н-надо быть?

— Не маленький, знаю, — сказал Федя, всем сердцем жалея лейтенанта.

— Ты про то, к-как я хорошо… б-бегаю, никому ни с-слова, — попросил лейтенант.

— Само собой, — понимающе сказал Федя. — Подумаешь, за месяц один раз хмурь нашла, — подбодрил он лейтенанта. — Меня тоже от этих коров, от жары да от слепней мутит. Я сам сегодня чуть сознание не потерял.

Лейтенант глянул в сторону заката, схватился за голову, требуя, чтобы и Федя оглянулся.

Впервые Федя не подчинился:

— Да ну его, закат этот…

— Да н-не з-закат… — Лейтенант сморщился от нового приступа боли. — Коровы где?

— Пасутся в пшенице.

— Так беги.

— Теперь-то побегу, — обреченно сказал Федя, — теперь-то конешно… — А сам продолжал стоять: ему показалось, что лейтенанту опять плохо.

Закат все еще был ярким и грозным.

Коровы, целое лето ждавшие, когда же промахнется пастух, зашли на середину пшеничного поля и торопливо, с оглядкой хватали серебристые, а кой-где еще темно-зеленые сладкие колосья. Окрики не действовали, чуть не каждую руками приходилось сталкивать с места. Бич, одного хлопка которого хватало в лесу или в деревне, перестал на них действовать. Феде пришлось поработать и за себя, и за лейтенанта.