Дониэль Клейтон - Хрупкие создания

– Я задержалась в студии «Б». И пришлось пойти по лестнице, потому что лифты не работали. Услышала крики. Увидела, как падает Сей Джин. Я уже жаловалась уборщицам на то, что пол слишком скользкий.

Бетт ведь знает, что это я толкнула Сей Джин. И так легко врет… Да я сама ей чуть не поверила! Комендантша поворачивается ко мне:

– Джун? Сей Джин говорит, что ты толкнула ее.

– Я не толкала, – шепчу. – Она… упала.

– Зачем ей врать?

– Не знаю. – Бетт отвечает за меня.

– У нас всегда были… проблемы, – поддакиваю я.

На столе звонит телефон.

– Что ж, отправляйтесь спать. Разберемся утром. – Комендантша поднимает трубку и прикрывает ее рукой. – А ты, Джун, держись от Сей Джин подальше.

Она подозревает меня. Но и Бетт она привыкла верить. Никто не хочет обвинять золотую девочку во лжи, чтобы потом разбираться с ее психованной мамашей.

Сей Джин возвращается в комнату в тот момент, когда мы уходим. Она обзывает меня по-корейски – я слышала такое в мыльных операх, которые смотрит мама. Сей Джин ложится на диван с ледяным компрессом, лицо у нее красное от пролитых слез.

Мы с Бетт поднимаемся на одиннадцатый этаж. Я чувствую на себе ее взгляд, но она молчит. Может, ждет, когда я сама что-нибудь скажу.

Она уже поворачивается в сторону своей комнаты, но тут я хватаю ее руку:

– Спасибо.

Сначала она не отвечает, и я думаю, что это молчаливое согласие.

– Это правда? – вдруг спрашивает она.

– Что?

– Я слышала все, что сказала Сей Джин. – Она смотрит прямо в глаза. – Это ты сделала все это? С Джиджи?

– Нет. – Я хмурюсь. – А разве не ты?

Бетт строит гримасу:

– Нет!

– Что ж, ты никогда не была примерной ученицей, – напоминаю. – И всем это известно.

– Ты тоже.

Я хочу, чтобы ее раскрыли, раз я теперь попала под следствие. Хочу, чтобы все ее секреты выплыли наружу. Не только мои. Потому что чем больше ужасного о ней узнают, тем скорее поверят, что виновата Бетт. А не я.

По крайней мере, этим я себя успокаиваю.

Я просыпаюсь от боли в ноге. В окно бьет апрельский дождь, и свет сквозь него едва пробивается. Наблюдаю за бабочками, бьющимися в инсектарии. Им не хватает солнечного света. И мне тоже.

Я назвала моих оранжево-черных питомцев в честь великих балетных мастеров: Марта, Джелси, Михаил, Светлана и Рудольф. Мои бабочки – балерины от мира животных. От природы двигаются легко и спокойно.

Смаргиваю слезы. Они всегда тут как тут, стоит мне остаться одной. Из-за таблеток я соображаю медленно, но иногда я просыпаюсь и ясно понимаю, что произошло. В такие моменты меня словно накрывает огромной волной.

Кто-то действительно специально подложил стекло в мою туфлю?

Горькая правда: это так.

Почему именно мне?

Самый вероятный ответ: потому что я получила роль Жизели.

Другой: потому что я новенькая. Потому что я черная. Потому что я встречаюсь с Алеком.

Вспоминаю лицо тети Лиа в больнице, когда она увидела мою ногу. Родители уже грозились прилететь и забрать меня домой. У меня не было ответов на их вопросы. А теперь я задаюсь такими же. Меня от них тошнит. Желудок сводит, но мозг не перестает размышлять о произошедшем, сопоставлять и надумывать. А там есть над чем подумать.

Бетт оставила надпись на зеркале – в этом я уверена. Она сама призналась – в том числе в том, что повесила нашу с Анри фотографию в Свет. Но не в том, что оставила в подвале другие фотографии – ее и Алека. А ведь они были только у нее. Неужели она всерьез думает, будто я поверю, что это сделал Алек? Или Элеанор? Она не признавалась в том, что написала предупреждение в Свете, но это на нее похоже. Не знаю, кто послал мне то отвратное печенье и кто подложил мне осколки зеркала – а ведь это самое важное. Должно было быть. Если б не медицинская справка.

Это случилось еще в октябре: кто-то увидел мою ЭКГ и подумал, что я слишком слабая.

Я целый день провалялась в постели. В голове туман от лекарств. Хромаю по комнате.

Большинство учеников проводят четверг в студиях или за домашкой или бегают по магазинам. Даже Джун куда-то ушла. Вот бы с ней поговорить. Она такая логичная – сразу бы вызнала, кто виноват. Наверняка это целая шайка. Бетт не смогла бы провернуть такое в одиночку.

Пишу Алеку – вдруг он сможет зайти после репетиции и мы сходим в комнату пилатеса на растяжку, просто чтобы я не теряла форму. Я не вернусь в класс еще как минимум неделю, а премьера уже через пять. Я не смогу поучаствовать в последних приготовлениях. Смогу только смотреть.